Академическая свобода в России: две версии
Наш ответ на официальный ответ Российской Федерации в ООН.
Данный материал публикуется Центром независимых социальных исследований на сайте Eurasianet.org в рамках информационного сотрудничества. Представленные в тексте мнения, оценки и выводы могут не совпадать с позицией редакции Eurasianet.org.
Свобода вне документов
Дискуссии об академической свободе часто начинаются с поисков правовых определений, и эти поиски сразу же приводят к обескураживающему результату: общепринятого обязывающего документа, в котором бы давалось определение академической свободы, нет.
В то же время есть ряд конвенций и других строгих норм международного права, из которых следует:
- академическая свобода, с одной стороны, связана со свободой слова,
- с другой, защищается как составная часть права на образование.
В результате оказывается, что часть академической свободы – это то, что называется «негативной свободой», то есть то, что требует гарантий невмешательства со стороны государства, «свобода от».
С другой стороны – это, напротив, «позитивная свобода», «свобода для».
Применительно к логике защиты прав человека в первом случае мы ожидаем от государства гарантий его невмешательства (в частности, свободы исследований и печати, запрета цензуры).
Во втором случае, напротив, ожидаем активных действий – гарантий, связанных с доступом к образованию, финансовых гарантий для преподавателей, исследователей и студентов и т.д.
Четыре части академической свободы
Поскольку для академических свобод нет особого документа (помимо Рекомендаций ЮНЕСКО о статусе преподавательских кадров высших учебных заведений 1997 г.), этот вопрос редко обсуждается в ООН.
Тем не менее ситуация начала меняться.
Недавно спецдокладчица по праву на образование Фарида Шахид (Farida Shaheed) обратилась к странам, организациям и исследователям с просьбой ответить на вопросы, ответы на которые легли в Доклад об академической свободе в связи с правом на образование. Вопросы такие:
- Каким образом защищается академическая свобода в национальном праве?
- Как защищаются права преподавателей, исследователей, студентов и сотрудников научных и образовательных учреждений?
- Какие проблемы или недостатки препятствуют защите академической свободы?
- Каковы особенности защиты академической автономии, особенно в части возможного негативного влияния донора (государственного или негосударственного) на академическую автономию?
Также вопросы касались практик видеонаблюдения и записи в учебных заведениях.
На эти вопросы могли отвечать как отдельные организации, страны, так и исследователи.
Спецдокладчица исходила из того, что «академическая свобода состоит из четырех основных частей: право преподавать; участвовать в дискуссиях и дебатах с людьми и сообществами как в академии (в том числе в аудиториях), так и вне академического сообщества; проводить исследования; и распространять мнения и результаты исследований».
Cвобода в российских ответах
Исследователям прав человека хорошо известна обычная практика авторитарных режимов, как «отчитываться» о мнимом соблюдении прав человека в конкретной стране, которая их постоянно нарушает. Для этого достаточно просто перечислять официальные документы, которые регламентируют те или иные права человека.
Вопрос о реальном исполнении этих документов и реальной ситуации не стоит вообще. Предполагается, что если что-то гарантировано законом, то оно исполняется полностью и без изъятий.
В этом смысле официальный ответ делегации РФ в ООН на вопросы спецдокладчика – классический пример такого рода ответов.
Ответ в основном состоит из пространных цитат российского законодательства, включая модельный закон о высшем образовании 2002 г. и последнюю версию закона об образовании, в ч. 1 ст. 47 которого содержится полный список того, что российские законодатели считают составными частями академических прав и свобод в России.
Обратите внимание: в перечисленном отсутствуют важные нюансы – например, право на распространение результатов исследования.
Право на участие в управлении. Однако наиболее серьезная проблема – это формулировка «права на участие в управлении образовательной организацией… в порядке, установленном уставом этой организации».
События последних 15 лет показали, что такая формулировка на практике означает. Ученый совет как коллегиальный орган становится все более подчинен учредителю – например, Министерству науки и высшего образования. Его возможности серьезно ограничиваются именно уставом, изменить который ученый совет не в силах.
Права педагогов. Тем не менее профессора в российских институтах высшего образования имеют некоторые гарантии академической свободы. Про реальное воплощение этой свободы, а также про какие бы то ни было юридические споры по этим вопросам, официальный ответ умалчивает.
Удивительно, что в официальном ответе нет даже упоминания довольно внятного особого мнения судьи Конституционного суда РФ К. Арановского: он напрямую связывает защиту академической автономии с академическими правами педагогов.
Впрочем, других решений российских судов, которые бы обсуждали вопросы академической свободы, практически нет – речь в них идет исключительно о спорах в рамках трудового права. Само понятие академической свободы в них, как правило, не используется.
Права студентов. Перечисление прав студентов в ответе также заимствовано из закона об образовании. Сразу становится очевидным, насколько сильно их академические права отличаются от прав профессоров.
Основными в этом списке из того же самого закона являются именно социально-экономические права. При этом вопрос о «свободе учиться» решен примерно так же, как право профессуры участвовать в управлении институтом. Поскольку для студентов «свобода учиться» часто связывается именно с возможностью выбора курсов и преподавателей, то сама по себе широта выбора создает границы академической «свободы учиться».
Закон же «Об образовании» утверждает эту свободу как «…выбор факультативных и элективных учебных предметов, курсов, дисциплин (модулей) из перечня, предлагаемого образовательной организацией». Часто студенты российских вузов как раз обращают внимание на то, что список курсов по выбору или очень мал, или вообще не предполагает выбора, по сути предлагая дополнительные обязательные курсы.
Автономия. Таким же специфическим образом закон официальный ответ Российской Федерации трактует и вопросы автономии образовательного учреждения. Согласно официальному ответу, российское законодательство «…гарантирует свободу в определении содержания образования, выборе образовательных технологий, а также выборе учебно-методического обеспечения».
Между тем реальная практика работы и Министерства высшего образования и науки, и Рособрнадзора показывает, что в действительности основная свобода – особенно теперь, после начала войны – сосредоточена не на содержании образования, которое теперь в высокой степени формализуется самим министерством. Эта свобода выражается в формах преподавательской деятельности и образовательных технологиях. Другими словами, и тут вопрос академической автономии с самого начала ограничен административными рамками, как это сделано и с академическими правами и свободами.
«Запрет» на политическую агитацию
Особо оговаривается при этом, что, по мнению авторов официального ответа, в Российской Федерации «…педагогическим работникам запрещается использовать образовательную деятельность для политической агитации».
В существование такого запрета просто невозможно поверить, поскольку введенные в российских вузах повсеместно провоенная агитация, милитаристская пропаганда и идеологические курсы как раз и являются той самой «политической агитацией», которая, по официальной версии, запрещена.
Кроме того, среди ограничений, которые официальный ответ считает правовыми, перечислены «сообщение обучающимся недостоверных сведений об исторических, национальных, религиозных и культурных традициях народов, а также побуждения к действиям, противоречащим Конституции Российской Федерации».
Наконец, последнее, что сообщает официальный ответ, – это утверждение, что видеонаблюдение в российских учебных заведениях, которое официально оправдывается «контр-террористическими мероприятиями», осуществляется якобы с разрешения и ведома «всех участников образовательного процесса». В некоторых случаях записи занятий в аудиториях используются для «оргвыводов», например, в случае выявленного «антипатриотизма», который проявляется в антивоенных или других критических замечаниях.
Разумеется, реальная ситуация с академическими правами и свободами через призму права на образование не исчерпывается формальными гарантиями – тем более что эти гарантии сплошь и рядом нарушаются. В целом текст фактически содержит пространные цитаты из закона об образовании и малоинформативен. Более того, на целый ряд вопросов официальная делегация вообще не ответила.
Наш ответ на официальный ответ
В то же время, спецдокладчица получила и более подробный и развернутый ответ на вопросы относительно ситуации в России. Его написал автор данного текста в соавторстве с исследовательницей из Университета Эдинбурга Касей Качмарской.
В этом тексте на примере исследований и правовых документов авторы прежде всего обращают внимание на то, что в России очень слабо защищаются академические права и свободы – при том что они регулярно нарушаются, прежде всего руководством российских научных и образовательных учреждений.
При этом особенно страдают как коллегиальные формы управления, так и институты академической этики, превратившиеся в репрессивный механизм наказаний за антивоенные или оппозиционные взгляды.
Что касается свободы преподавания, авторы обращают внимание на серьезные проблемы, связанные с идеологической перестройкой российского высшего образования. Это затронуло различные дисциплины – от прав человека до российской истории, где появляется «патриотическая» версия содержания этих дисциплин.
Наконец, в записке обращается внимание на законы «об иностранных агентах» и «о нежелательных организациях». Книги и учебные пособия, изданные «иностранными агентами» или при содействии «нежелательных организаций», нельзя использовать в научной и образовательной деятельности.
* * *
Для России в условиях ее выхода из Совета Европы механизмы ООН становятся местом для формулирования и обсуждения различных проблем, связанных с правами человека и академическими правами как составной их частью.
Публикации альтернативных мнений дают возможность аргументировано ставить под сомнение официальные заявления российских властей относительно ситуации с академическими правами и свободами.
Дмитрий Дубровский – кандидат исторических наук, исследователь факультета социальных наук Карлова университета (Прага), научный сотрудник Центра независимых социологических исследований в США (CISRUS), профессор Свободного университета (Латвия), ассоциированный член Правозащитного совета Санкт-Петербурга.
Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).