Данная статья опубликована в категории «Мнения». 

С вечера 4 января и по сей день мне ограничен доступ к информации о событиях в моей стране.

Это связано не только с многодневной блокировкой интернета властями Казахстана, но и с изъятием полицией моего телефона – моей единственной связи с внешним миром за пределами моего маленького, затерявшегося в степях городка. Это случилось в тот день, когда протесты переросли в национальный кризис.

Далее следует рассказ о том, как Степногорск, некогда советский закрытый город на севере Казахстана, пережил самые бурные события в 30-летней истории моей страны, и как в отношении меня было заведено уголовное расследование, в результате которого я могу оказаться в тюрьме на срок до семи лет.

Как уже всем известно, 2 января сотни демонстрантов, возмущенных ростом цен на сжиженный газ, вышли на улицы Жанаозена (город в расположенной на западе Мангистауской области) и оставались там всю ночь.

После этого массовые акции протеста прокатились по всей стране.

Президент Касым-Жомарт Токаев заявил, что понимает социально-экономические проблемы, ставшие первопричиной протестов, которыми однако, по его словам, затем в своих интересах воспользовались «террористы».

14 января его пресс-секретарь Берик Уали сказал, что, по убеждению Токаева, «участники мирных демонстраций... не должны подвергаться уголовному преследованию».

4 января я отправился на центральную площадь Степногорска, города, расположенного примерно в 100 километрах от столицы Казахстана, и начал прямую трансляцию.

Я назвал свой пост на YouTube «Степногорск в поддержку Жанаозена», что, по словам моего редактора в Eurasianet.org, было неосмотрительно. В получасовом видео я попытался донести до жителей своего города объективную информацию о происходящем в стране, поскольку местные СМИ не освещали эти события.

Я не выкрикивал никаких лозунгов. Я не держал плакат и не призывал никого присоединиться ко мне. Но я хотел, чтобы Степногорск знал, как люди в Жанаозене проводят вторую ночь на улицах города, где они, превозмогая холод, борются за снижение цен.

Прогуливаясь по ветреной, занесенной снегом площади в полном одиночестве, я рассказывал зрителям о своем видении ситуации.

Я объяснил, как внезапный скачок цен на сжиженный газ повлияет на все аспекты жизни казахстанских граждан на западе, включая, например, цены на продукты питания и поездки к живущим далеко родственникам.

Я перечислил города, жители которых проявили солидарность и вышли на митинги, а также отметил пассивность северного Казахстана. 

«Люди там протестуют мирно. Нет никакой агрессии», – сказал я. Я отметил, что полиция также проявляет сдержанность. Судя по тому, что я видел на тот момент, так оно и было.

Через 30 минут ко мне подошли шестеро полицейских и попросили проследовать с ними для «беседы». Я отказался, так как не видел поводов для разговора.

Они сказали, что поскольку я отказался выполнить их просьбу, они будут вынуждены задержать меня.

В полицейском участке представители мэрии и прокуратуры прочитали мне лекцию о законе.

Они предложили мне удалить видеозапись. Я сказал, что не сделаю этого, так как не хочу заниматься самоцензурой.

Затем полицейские приняли решение, что я призывал людей присоединиться к несанкционированному митингу. Против меня возбудили дело по статье 174 часть 1 «Возбуждение социальной, национальной, родовой, расовой, классовой или религиозной вражды».

У меня изъяли телефон – в качестве вещдока.

Мой первый допрос состоялся 5 января в 10 часов утра. Он длился 2 часа 20 минут.

На выходе я узнал от другого задержанного мужчины, что за то время, пока я находился в отделении полиции, в Степногорске прошел малочисленный митинг.

Небольшая группа людей, включая этого мужчину, собралась возле городской администрации. Всех их задержала полиция.

По его словам, во время задержания полицейские спросили его, знает ли он меня. Он ответил, что нет.

Возвращаясь домой из полицейского участка, я заметил, что мой город изменился. Территория вокруг мэрии теперь была в окружении восьми полицейских машин, четырех автобусов, на которых приехали солдаты, и военного автомобиля, наполненного щитами и касками.

По слухам, в тот день было задержано до 50 протестующих. Все они были отпущены.

В видео, размещенном на YouTube 9 января, показаны кадры задержаний некоторых из участников акции.

По словам людей, среди протестующих было много шахтеров из соседней деревни Бестобе, где сотни жителей остались без работы в связи с реструктуризацией местного золотодобывающего предприятия.

В приложении WhatsApp появились группы с названиями «Митинг 1», «Митинг 2» и «Алга (Вперед) Степногорск!».

В них местные жители, по всей видимости, обсуждали события в стране.

Даже если бы я захотел написать материал об этих группах, я бы не смог, так как у меня не было телефона.

СМИ города не освещали протесты, скорее всего, по просьбе властей.

В своем Instagram-аккаунте мэрия опубликовала предупреждение для населения: «Не поддавайтесь на провокации лиц, которые не живут в нашем регионе!».

Мой следующий допрос был назначен на вечер, но он не состоялся. Перебои с интернетом начались и у всех остальных. В тот момент я еще не знал об эскалации насилия в Алматы и других городах.

Но я случайно услышал, как патрулировавшие город полицейские говорили друг другу, что ночь предстоит сложная: «Они нападут, когда стемнеет, они могут попытаться выколоть нам глаза [...] эти ублюдки». 

6 января интернет был полностью отключен, но с 7 по 11 января доступ периодически появлялся на короткие промежутки времени.   

Мой последний допрос состоялся 6 января.

Он длился 50 минут и закончился внезапно.

Допрашивающему меня офицеру вдруг понадобилось спешно куда-то уехать. Он ничего не объяснил.

С тех пор я нахожусь в подвешенном состоянии.

14 января трое полицейских обыскали мою квартиру и конфисковали камеру, которую я использую для своего видеоблога.

Один из сотрудников, вооруженный автоматом, ожидал возле дома, чем напугал соседей.

16 января, воспользовавшись интернетом своего родственника, я отправил обращение государственному прокурору: «Я блогер, освещаю экологические и социально-экономические проблемы нашего региона и по мере возможности участвую в их решении. Я не связан ни с какими организациями, ведущими деструктивную деятельность».

До 2020 года я жил ничем не примечательной жизнью молодого человека чуть за 30: я работал ремонтником на заводе, играл в футбол, гулял, помогал родителям на даче.

Все это было до того, как компании, связанные с младшей дочерью экс-президента Нурсултана Назарбаева Алией Назарбаевой, решили свозить в Степногорск токсичные отходы и сжигать их на заводе неподалеку от нашего города, не спрашивая нашего мнения.

Забросив идею с установкой забора на даче, я бросился освещать протесты против строительства завода. После многосотенного митинга, не имевшего прецедента в нашем городе, компании решили отказаться от строительства завода под Степногорском.

Как и многие другие, я потрясен и опечален событиями, произошедшими в Казахстане и особенно в Алматы.

Так много жертв и так много вопросов, на которые нет ответов.

Но одновременно с этим я чувствую глубокую тревогу по поводу послания, которое власти подобно чипу закладывают в массовое сознание наших граждан: мирные протесты ведут к террористическим атакам.