О «поколении Z» или зумерах ходит множество мифов. Масс-медиа приписывают молодым людям, рожденным между концом 1990-х и началом 2010-х, разные (часто взаимоисключающие) характеристики: инфантилизм и гиперответственность, жажду удовольствий и умеренность, замкнутость и сверхобщительность.

Чаще всего подростков и молодых взрослых рисуют погруженными в виртуальный мир, ранимыми индивидуалистами с некритическим, «клиповым» мышлением. Группа ученых из Высшей школы экономики и некоторые другие специалисты ставят под сомнение подобные клише. 

Например, легенда о повышенной компьютерной грамотности зумеров не выдержала научной критики, а представления об «инфантильности» или «некритичности» являются, скорее, субъективными оценками, чем фактами.

Многое из того, что считают яркими особенностями поведения зумеров, можно объяснить факторами, воздействующими на людей разных возрастов. Например, вызванные пандемией депрессивные и тревожные расстройства стали проблемой для большой части населения, а не только для подростков. Протестные настроения, нередко отождествляемые с юношеским бунтом против авторитетов, в действительности характерны для широких слоев российских граждан. 

Поколение — опасный термин, позволяющий описывать разнородные явления как черты, органически присущие той или иной возрастной группе (проще говоря, навешивать ярлыки), объясняет социолог Светлана Ерпылева из Лаборатории публичной социологии, исследующая общественно-политическую активность подростков.

По её словам, говорить о поколении Z как социальной группе, объединенной общими ценностями, идеалами и идентичностью, слишком рано.

Между тем, риторика «поколенческого конфликта» становится одним из ключевых мотивов госпропаганды, а доходящая до паники тревога за молодежь — настроением значительной части общества. Насколько обоснованы подобные опасения?

Опасный возраст?

Судя по полицейской статистике, современные подростки намного законопослушнее поколения своих родителей. За 2020 год в поле зрения МВД попало 34 тыс. несовершеннолетних преступников, нарушивших закон 38 тыс. раз.

Количество самых юных подсудимых на 11%, а совершенных ими проступков — на 9% меньше, чем годом ранее и вдвое меньше, чем десять лет назад.

На подростковую преступность сегодня падает менее 4% всех расследованных дел. Для сравнения, в 2003-м на «молодежный» криминал приходилось почти 10% раскрытых преступлений: 145 тыс. (вчетверо больше, чем в наши дни). 

Тенденция, отчасти, объясняется «демографической ямой»: в 2000-м численность россиян в возрасте 15-19 лет составляла 12 млн, а в прошлом году — 7 млн. Однако подростковая преступность сокращается значительно быстрее, чем численность самих подростков.

«Сокращение преступности несовершеннолетних идет с начала 1990-х. Особенно это касается краж, грабежей, разбоев, убийств, причинения тяжкого вреда здоровью. Основная [гипотеза] сводится к тому, что подростки и молодежь ушли в интернет. Там они самоутверждаются во всевозможных играх. Есть исследование двух американских университетов, показывающее, что когда [на рынок] выбрасывают новые “стрелялки”, уровень преступности молодежи сокращается», – говорит криминолог Яков Гилинский из Санкт-Петербургского юридического института университета Генпрокуратуры.

Тем не менее, тинэйджеры, видимо, вносят значительный вклад в рост киберпреступлений, выявлять и раскрывать которые силовики умеют плохо. 

Несмотря широкую известность субкультуры «АУЕ», исповедующей тюремные «понятия», в целом современная молодежь менее склонна к «блатной романтике», чем предшествующие поколения.

По мнению врача-нарколога Олега Зыкова, возглавляющего Институт наркологического здоровья нации, этому способствует значительное уменьшение числа несовершеннолетних, содержащихся за решеткой.

«В местах лишения свободы [сегодня] меньше тысячи несовершеннолетних. Это – профилактика развития криминального мышления», – полагает он.

По некоторым данным, зумеры меньше, чем миллениалы, увлекаются алкоголем, табаком и наркотиками. По мнению специалистов ВШЭ, сведения об умеренности современных подростков более достоверны, чем представления об их безудержном гедонизме.

Согласно международному исследованию, проведенному экспертами ВОЗ в 2017-2018 годах, лишь 29-30% 15-летних российских юношей и девушек хотя бы раз в жизни пробовали спиртное. В 2007-м о знакомстве с горячительными напитками сообщали 89% школьников.

В конце нулевых 34% учащихся курили сигареты, в том числе 14% — систематически. Спустя десять лет в среднем лишь 21% пятнадцатилетних сообщали о подобном (хотя бы единичном) опыте. Впрочем, эти данные не отражают популярности электронных сигарет среди юношей и девушек.

Существенно снизилось и потребление каннабиноидов. В нулевые марихуану или гашиш пробовали 18% учащихся не старше 15-ти лет, а в конце десятых — лишь 4%.

Насколько можно доверять этим данным — вопрос открытый, поскольку наркорынок в России, судя по всему, переживает расцвет в связи с «успехами» нелегальных торговых площадок в даркнете. Причем наибольшим спросом пользуются не производные конопли, а новые синтетические наркотики.

Тем не менее, некоторые специалисты согласны, что проблема химической зависимости (от алкоголя, никотина, наркотиков) среди подростков сегодня не столь актуальна, как раньше.

«Формы зависимости не обязательно связаны с химическими веществами. Классический пример – игромания. Сегодня в нашей стране и во всем мире молодежная субкультура патологической зависимости уходит в виртуальное пространство. Если смотреть по группам самопомощи, которые развиваются, то это уже не только анонимные алкоголики и наркоманы, но и анонимные компьютерные игроки, анонимные интернет-зависимые», – отмечает Зыков. 

Однако снижение числа подростков, употребляющих психоактивные вещества – еще не повод для оптимизма, добавляет нарколог. По его мнению, саморазрушительное поведение – лишь побочное следствие психологических проблем, связанных, главным образом, с насилием. 

Согласно исследованию ВОЗ, Россия занимает одно из первых мест в Европе по распространенности школьной травли. При этом количество школьных психологов и качество их работы оставляют желать лучшего.

Государство рассматривает подростков как объект контроля, мало интересуясь их переживаниями. По данным ВОЗ, лишь около трети подростков ощущают поддержку со стороны преподавателей.

При этом нормой является, например, массовый сбор анализов на наркотики, который, по мнению Зыкова, скорее, рекламирует запрещенные вещества, чем предотвращает их употребление.

Молодежь хочет быть полезной

Десять-пятнадцать лет назад среди экспертов царило убеждение, что молодые — преимущественно индивидуалисты и потребители, мало заботящиеся об изменении мира.

В последние годы исследователи подчеркивают проснувшийся интерес подростков к общественной деятельности. «Активизм, волонтерство становятся … чем-то престижным в среде молодых людей», – констатирует Светлана Ерпылева из Лаборатории публичной социологии.

Речь идет не столько о политике (хотя политизация молодежи также является ярким трендом), сколько о широком круге добровольческих инициатив: от помощи пожилым до экологических проектов. По данным «Левада-центра», волонтерством занимается вчетверо-впятеро больше самых молодых россиян, чем представителей старших возрастных групп.

Власти предлагают школьникам и студентам разные варианты общественно полезного досуга под эгидой лояльных НКО или проправительственных «молодежек». Однако эти усилия не всегда успешны. 

«Часто молодые люди сначала вовлекаются во что-то, предлагаемое государством, но потом у многих из них происходит разочарование. Например, они начинают видеть, что организация, презентующая себя как экологическую, тратит огромные деньги, чтобы поселить всех (участников мероприятий) в пятизвездочные отели, но при этом ставит на стол пластиковые стаканчики… Подростки понимают, что все это существует, чтобы воспитывать лояльность государству, и начинают искать что-то другое, более самоорганизованное», – говорит социолог.

Молодежь отталкивает не только формализм, нередко свойственный спущенным сверху инициативам, но и патриотическое воспитание, кажущееся многим подросткам архаичным и агрессивным.

«Когда в нашу гимназию пришла “Юнармия” (военно-патриотическая организация для юношества) и стала проводить свои лекции о Крыме, Сирии и так далее, мы устроили бойкот этим занятиям: на них почти никто не приходил», – рассказывает 19-летний Леонид Шайдуров, основатель профсоюза «Ученик», защищающего права школьников.

По словам Шайдурова, даже аполитичных старшеклассников раздражает топорный стиль подобной агитации. Немногим лучше выглядят попытки Российского движения школьников занять тинэйджеров «добрыми делами», вроде субботников и помощи ветеранам.

Хотя в них и меньше милитаризма, всё равно каждое действие сопровождается беседами в духе госпропаганды, говорит молодой активист.

Насколько прогрессивны зумеры? 

Молодые россияне демонстрируют большую открытость прогрессивным веяниям, чем люди старших возрастов, свидетельствуют некоторые опросы. Например, по версии «Левада-центра», толерантность к ЛГБТ проявляют 60% из тех, кому меньше 25-ти, и только 30% пенсионеров.

В то же время в молодежной среде, как и обществе в целом, распространено недоверие к мигрантам и некоторым этническим меньшинствам. Проблема гендерной дискриминации кажется актуальной лишь 22% девушек и 9% юношей. Поэтому продвинутость поколения Z в целом вряд ли стоит переоценивать.  

Все же, по наблюдениям Светланы Ерпылевой, изучающей социально активных подростков, интерес к правам человека, феминизму и экологически сознательному образу жизни характерен не только для молодых оппозиционеров, но даже и для «молодогвардейцев», с которыми ей довелось общаться.

«Это (новые ценности) попадает в массовую культуру через каналы, доступные всем молодым людям, вне зависимости от того, что говорят учителя в школе. Появляются популярные блогеры, лидеры мнений, которые об этом начинают говорить. Этим становится престижно интересоваться», – объясняет тенденцию исследовательница.

Власти, рассматривающие «вторжение» западной культуры как угрозу национальной безопасности, стараются уберечь подрастающее поколение от любой информации, предположительно способной повредить их психике или нравственности.

Часто это приводит к анекдотическим результатам. Например, недавно силовики ополчились против аниме. Все началось с судебного запрета нескольких анимационных фильмов, якобы пропагандирующих насилие, суицид и гомосексуальность. Вскоре после этого петербургская полиция задержала два десятка молодых людей в возрасте от 12 до 18 лет, увлекающихся косплеем. 

Схожим образом власти реагируют и на рэп. При этом от организуемых госструктурами фестивалей патриотического рэпа веет бюрократической скукой. Подобные акции вряд ли способствуют взаимопониманию между молодежью и государством.

Юное поколение не столько культивирует политическую сознательность, сколько чувствует растущее отчуждение от власти, чьи запреты и риторика кажутся все более архаичными, полагают эксперты «Левада-центра».

Год назад полное равнодушие к политике демонстрировали 39% молодых людей, опрошенных Фондом Эберта, а сильный интерес к ней проявляли лишь 6%. Но при этом 76% назвали соблюдение прав человека важнейшей личностной ценностью.

Каким бы ни было отношение большинства молодежи к политике, общество проецирует на зумеров свои страхи и надежды.

«Сторонники оппозиции и, тем более, государство пытаются увидеть какую-то особенность в политическом участии подростков, представить их как “не таких, как другие”. Для государства они – манипулируемые и глупые; для [многих] протестующих – самые смелые, обладающие более высокими моральными качествами, чем взрослые; те, кто не могут терпеть ложь режима», – поясняет Ерпылева.

Между тем, по наблюдениям исследовательницы, сами юноши и девушки, участвующие в протестном движении, обычно отказываются видеть какую-либо разницу между собой и взрослыми. 

«Начиная интересоваться политикой в 17, 16 или даже 15 лет, человек смотрит, плюс-минус, одних и тех же лидеров мнений и формулирует, плюс-минус, похожие высказывания, что и 25-30-летние. [Политически активные] подростки не считают, что они чем-то отличаются от взрослых. Напротив, они думают, что подростки в целом немножко глупее, но психологически они уже выросли (и вправе проявлять гражданскую позицию)», – отмечает собеседница Eurasianet.org.

Тинэйджеры в центре моральной паники

Государство нагнетает страхи по поводу «политических педофилов» и иностранных соцсетей, якобы вовлекающих детей в протестную деятельность.

Тема поколенческого конфликта – между «безответственной», одурманенной прозападными политиканами, молодежью и трезвомыслящим, ценящим стабильность и традиции старшим поколением – будет педалироваться Кремлем, чтобы укрепить свои позиции, уверены некоторые комментаторы.

Подобная стратегия делегитимации протестов бьет в самую точку, поскольку опирается на глубоко укорененные страхи и предрассудки, порождающие моральные паники, считает Светлана Ерпылева. 

Моральной паникой называют возникающие время от времени волны истерии по поводу реальных (но преувеличенных) или мнимых угроз. К примеру, в 2016-м такую реакцию спровоцировала статья о так называемых «группах смерти» в соцсетях, будто бы толкающих подростков к самоубийствам.

Хотя ряд экспертов не увидели в подобных игровых сообществах ничего особенно опасного, сравнивая их с детскими страшилками, переполох окончился ужесточением законов и уголовными делами. По мнению Ерпылевой, нечто подобное происходит и сегодня в связи с последними акциями в защиту Алексея Навального.

«Среди родителей распространяется беспокойство по поводу использования подростков злыми политиками. Эта паника отражает базовые представления в обществе о политике и о подростках. Политика для многих людей – непривычная, опасная, и “грязная” сфера. С другой стороны, доминирующие представления о подростковости связаны с тем, что подростки – это те, кого стоит оберегать и защищать. Делается акцент на их неспособности самостоятельно мыслить. Эти два представления накладываются друг на друга и создают благоприятную почву для распространения моральной паники», – говорит исследовательница.

В итоге прессинг, которому подвергаются зумеры в школе и семье, лишь усиливается, а их реальные проблемы: насилие, дефицит психологической поддержки и социальных лифтов, скорее всего, так никого и не заинтересуют.