«Можно ли построить социализм верхом на верблюде?»

Профессор Сара Кэмерон (Sarah Cameron) использовала этот вопрос в качестве заголовка одной из глав своей недавно опубликованной книги о голоде, опустошившем cоветский Казахстан в начале 1930-х годов. Султанбек Ходжанов, советский казахский чиновник, позднее расстрелянный в ходе сталинских репрессий, во время жарких споров о том, как установить коммунизм на населенной кочевниками земле, с иронией говорил, что «вы не можете построить социализм верхом на верблюде!»

В своей книге Кэмерон подробно описывает то, как противоречие между независимым, вольным стилем жизни казахов и склонной к жесткому контролю советской программой модернизации привела не только к массовому голоду, но и к полному искоренению кочевого образа жизни, существовавшего на протяжении тысячелетий.

Тем самым книга «The Hungry Steppe: Famine, Violence and the Making of Soviet Kazakhstan» («Голодная степь: голод, насилие и создание советского Казахстана») вносит ценный вклад в историю, представляя собой первое комплексное исследование на тему голода в Казахстане на английском языке.

По истории массового голода, охватившего Украину в тот же период времени, имеется обширный список литературы. Более того, некоторые книги, такие как «Красный голод» Энн Эпплбаум (Anne Applebaum), пришлись по вкусу широкому читателю.

Между тем трагедия, которая постигла казахский народ, осталась практически незамеченной. В отличие от Украины, которая называет события 1930-х годов геноцидом и использует их для оказания политического и психологического давления на Москву, союзная с Кремлем элита в Астане осторожно высказывается относительно голода в Казахстане.

«Голодная степь» дает понять, что эти события являются частями одного большого нарратива. В связи с этим Кэмерон, которая является преподавателем истории в Мэрилендском университете в Колледж-Парке, приводит доказательства того, что голод, поразивший Казахстан в 1930 году и Украину и юг России в 1931-м, вызван схожими причинами.

Основной причиной была коллективизация сельского хозяйства. В конце 1920-х годов сталинский режим сгонял сельское население вместе со всем скарбом и скотом в колхозы, даже если они еще не были построены или благоустроены.

Сталин распорядился массово изымать продовольственные запасы, чтобы прокормить в городе рабочих, реализующих его программу индустриализации. Для украинских и русских крестьян в главных житницах Советского союза это означало изъятие зерна. Для казахских скотоводов –  конфискацию их скота, что привело к гибели 90 процентов животных.

«Коллективизация стала экономической и гуманитарной катастрофой для всего Советского союза, – пишет Кэмерон. – Но нигде ее последствия не были столь разрушительными, как в советском Казахстане».

Помимо коллективизации и конфискации казахи столкнулись с третьей составляющей программы: седентаризация или насильственный перевод кочевников к оседлости. Коммунисты считали ее предметом особой гордости и венцом своего социально-инженерного проекта по превращению «отсталых» казахов в «современных» советских людей. Идейные вдохновители этого замысла пренебрегали многочисленными предупреждениями о том, что труднопроходимая и засушливая местность не подходит для масштабных колхозов.

Связь между насильственной коллективизацией с конфискацией продовольствия и голодом в Советском союзе хорошо известна. Но Кэмерон в своей книге проводит углубленный анализ предпосылок массового голода в Казахстане.

Опираясь на архивные источники и материалы на казахском и русском языках, она подробно рассказывает об изменениях в кочевом образе жизни в последние годы существования Российской империи, которые стали отправной точкой для всех испытаний, постигших казахов с приходом к власти большевиков. Это было время, когда волны славянских переселенцев вытесняли казахов с их земель.

Также на страницах своей книги Кэмерон рассказывает о жарких спорах в 1920-х годах, подобных тому, во время которого прозвучала шутка о социализме и верблюдах. Мог ли кочевой образ жизни вписаться в общую концепцию советского строя? Или образ жизни казахов несовместим с коммунизмом и, соответственно, обречен на уничтожение?

Казахские чиновники поделились на два лагеря. Основным поборником кочевого образа жизни был Ахмет Байтурсунулы, который утверждал, что казахам не нужно строить коммунизм, потому что они и так в ауле жили по его законам. Казахская деревня была простой коллективистской моделью отношений – небольшие группы семей совместно кочевали и совместно пользовались имуществом. В 1937 году, в разгар сталинских репрессий, Байтурсунулы были расстрелян за «буржуазно-националистические настроения». Другие чиновники, такие как Смагул Садвакасов, выступали за переход кочевников на оседлость, но говорили, что это должно осуществляться постепенно, на протяжении десятилетий.

На деле оба варианта отвергли. Было дано указание о незамедлительном переходе кочевников к оседлому образу жизни. Это решение привело к острым разногласиям между Москвой и непокорными казахами.

Объекты этого грандиозного эксперимента начали массово спасаться бегством, чтобы спастись от коллективизации и конфискации скота, по причине которых в конце 1920-х годов начался голод. Филипп Голощекин, который руководил в то время советским Казахстаном, приступил к реализации своей политики «Маленький Октябрь», подразумевающей проведение стремительных промышленных и сельскохозяйственных реформ, которые привели к хаосу в республике. Программа по седентаризации не просто не удалась, но и послужила причиной для массовой миграции: голодные кочевники перебирались в поисках еды из голодающих районов в другие части Советского союза или за границу, главным образом через границу в контролируемый Китаем Синьцзян.

В книге Кэмерон содержатся пробирающие до слез рассказы о голодающих кочевниках, скитавшихся в поисках еды. С чем только не сталкивались несчастные люди: от депортации из советских городов до самоуправных казней на границе с Китаем. Для советского режима беглецы были всего лишь предателями дела коммунизма – классовыми врагами и контрреволюционерами, заслуживающими смерти.

Кремль не раз предупреждали о том, что коллективизация может стать причиной голода, и власти располагали информацией о начавшемся голоде, пишет Кэмерон. Москва не только не смягчила свою политику, а, наоборот, направила новые группы переселенцев в Казахстан, тем самым еще более обостряя нехватку продовольствия.

Кэмерон воздерживается от попыток назвать новое число погибших и опирается на предыдущие данные – примерно 1,5 миллиона умерших от голода человек. Это огромная цифра, эквивалентная четверти населения Казахстана, проживавшего здесь до голода. По некоторым оценкам, число погибших составило 2,1 миллиона человек.

По словам Кэмерон, любой серьезный анализ эпохи коллективизации подтверждает, что казахи в пропорциональном отношении пострадали сильнее других этнических групп. Число погибших в Украине оценивается примерно в 4 миллиона человек при численности населения, проживавшего здесь до голода, в 33 миллиона человек.

Это подрывает утверждения тех западных и украинских ученых, которые доказывают, что советский режим с особой жестокостью обращался с украинцами из-за оказания ими сопротивления русскому господству на протяжении истории.

Кэмерон пишет, что, хотя в отношениях между казахами и Москвой не было таких проблем, «жестокая реакция режима в случае с Украиной по-прежнему мало чем отличается от реакции на ситуацию в Казахстане».

Так можно ли назвать голод в Казахстане геноцидом? По словам Кэмерон, нет никаких доказательств того, что Сталин намеревался уничтожить казахов как народ. Но если опираться на первоначальное определение этого термина, принятого в 1944 году, согласно которому геноцид – намерение разрушить «жизненно важные основы существования» группы, то аргументы в пользу определения происходившего как геноцида кажутся более вескими. «Посредством коллективизации Москва стремилась уничтожить кочевую жизнь – характерную особенность казахской культуры и идентичности», – пишет Кэмерон.

В итоге проводимая Кремлем политика достигла ставившихся целей. В книге приводятся убедительные доказательства того, что в результате голода не только погибла четверть казахского населения и спаслись бегством миллионы людей, но и навсегда был уничтожен образ жизни казахов.