Кто выигрывает от крупных капиталовложений Китая в Центральной Азии?
Похоже, что китайская инициатива «Пояс и путь» выгодна только более богатым странам Центральной Азии.
Скептики часто задают вопросы, увеличила ли ключевая китайская инициатива «Пояс и путь» (BRI) торговлю между Китаем и его соседями, и не угрожает ли она странам-участницам долговой кабалой. Есть множество причин, по которым страны соглашаются участвовать в BRI. Некоторые государства стремятся восполнить брешь в своей внутренней инфраструктуре, другие – развивать торговлю с внешним миром, третьи видят в Китае с населением 1,4 миллиарда человек привлекательный рынок для своих товаров.
Центральная Азия имеет протяженную границу с Китаем. Данному региону, расположенному между Китаем и западными рынками, отводится ключевая роль в этой инициативе, представленной Си Цзиньпином в Казахстане в 2013 году. Китай преподносит BRI как ускоренный путь к развитию инфраструктуры, интеграции и экономическому росту.
А как же торговля? У всех ли выросла кривая товарооборота с Китаем? У некоторых – да.
По данным МВФ, в 2010 году показатель торговли Китая с Центральной Азией составил чуть более 21 млрд долларов, причем большая часть этого объема приходилась на Казахстан и Туркменистан. В этом нет ничего удивительного, учитывая неутолимую (и растущую) потребность Китая в нефти, газе и минералах, которых в Казахстане и Туркменистане более чем достаточно. Общий региональный товарооборот с Китаем достиг максимума в 40,5 млрд долларов в 2013 году, к 2016-м упал до уровня чуть более 19 млрд долларов, а в прошлом году подрос до 27,2 млрд долларов.
Однако показатели торговли в долларовом выражении (а не по объему) могут дать не совсем верное представление, поскольку мировые цены на энергоносители подвержены сильным колебаниям. Значительную часть сокращения общего товарооборота с 2013 года можно объяснить резким падением мировых цен на нефть – со 110 долларов за баррель в августе 2013 года до менее 50 долларов в начале 2015 года и до более 70 долларов в середине 2018 года. Другим фактором стало падение спроса на импорт в Центральной Азии в связи с замедлением темпов экономического роста в регионе в 2014-2016 годах, после того как падение цен на нефть ухудшило российскую экономику (и отразилось также на всем бывшем СССР).
Если учесть эти факторы, торговля Китая с Центральной Азией, судя по всему, растет вместе с BRI. Но это касается не всех стран региона.
В случае с Кыргызстаном и Таджикистаном – самыми маленькими, бедными и зависимыми от Пекина экономиками в Центральной Азии – с 2010 года экспорт в Китай сократился. Общий экспорт двух стран в Китай составил в 2010 году 475 млн долларов, но к 2018 году упал до 337 млн долларов. Импорт же из Китая за тот же период вырос на 1,4 млрд долларов (для сравнения, экспорт Туркменистана в Китай за тот же период увеличился на 6,8 млрд долларов).
Таким образом, эффект BRI был односторонним в отношении Кыргызстана и Таджикистана, несмотря на значительные размеры и близость рынка Китая.
Нет ничего плохого в том, что Кыргызстан и Таджикистан импортируют из Китая больше, чем продают. Но тот факт, что торговля настолько односторонняя, должен вызывать беспокойство у Бишкека и Душанбе. В прошлом году Таджикистан передал китайской компании золотой рудник в качестве оплаты за строительство электростанции, а несколькими годами ранее отдал Пекину часть своей территории за долги. В условиях растущего торгового дисбаланса такие сделки могут стать характерной чертой будущих торговых взаимоотношений.
Сэм Бутия является экономистом, который специализируется на странах бывшего СССР.
Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).