На Французской Ривьере эмигранты противостоят наступлению России
Кремль и потомки русских эмигрантов борются за влияние, собственность и старую одежду.
В ноябре прошлого года Алексису Оболенскому позвонили. «Я стою перед вашей церковью, — сказал судебный пристав. — Мы хотим изъять кое-какие вещи. Со мной слесарь и полиция. Если вы не придете сейчас же, мы взломаем двери».
Среди вещей, хранящихся в церкви святых Николая и Александры на улице Лоншан, находятся окровавленная рубашка, шерстяной жилет и золотистое облачение, принадлежавшие, как утверждается, русскому царю Александру II. Французский суд постановил передать их представителям российского консульства, которые хотели продемонстрировать одежду императора на приеме в Париже.
Оболенский, высокий семидесятилетний мужчина, — вице-президент Православной культовой ассоциации Ниццы (по-французски ACOR) — организации, основанной в 1923 году для управления небольшим русским православным приходом в этом городе на юге Франции.
Между Ниццой и Россией существуют давние отношения. Еще в 1850-х годах средиземноморский климат города, ставшего сейчас излюбленным местом отдыха олигархов и других состоятельных туристов из постсоветских стран, привлек сюда императорскую семью. Представители дворянства последовали ее примеру, и к концу XIX века российская элита образовала на Французской Ривьере многочисленную колонию. Две церкви и кладбище — свидетельство ее роли в истории региона.
Это наследие находится в центре конфликта между Москвой и потомками русских эмигрантов, обосновавшихся во Франции после большевистской революции. Почти десять лет Москва проводит по всему миру планомерную кампанию по установлению контроля над собственностью, на которую она заявляет притязания. А Ницца имеет символическое значение.
Часть стратегии Москвы состоит в сближении с общинами белых эмигрантов, покинувших Россию после революции 1917 года. Важная веха была достигнута в 2007 году, когда Русская православная церковь за границей (РПЦЗ) — церковь, созданная в Соединенных Штатах советскими эмигрантами, — помирилась с Московским Патриархатом, у которого близкие отношения с Кремлем.
Однако эти начинания вызвали ряд разногласий в эмигрантских кругах, в первую очередь во Франции.
Оболенский, чьи родители бежали во Францию в начале 1920-х годов, выступает против воссоединения с Москвой. Вместе с группой эмигрантов-единомышленников он находился в первых рядах тех, кто противодействовал замыслам Москвы в Ницце. Но в ноябре прошлого года, столкнувшись с представителями консульства и полицией, он открыл дверь и передал им царскую одежду.
Это был всего лишь самый последний эпизод затянувшейся эпопеи. Конфликт начался в 2006 году, когда Россия заявила о правах на собор святого Николая в Ницце. Позолоченные купола собора, построенного в 1912 году на средства царя Николая II, до сих пор несколько контрастируют с растущими здесь пиниями и пальмами. До того как в 2011 году собор передали Москве по решению суда, он находился под управлением ассоциации ACOR, в которой работает Оболенский.
«Они выгнали нас из нашей же церкви!» — восклицает Оболенский, который в течение семи лет был ее старостой.
Однако некоторые из эмигрантов восприняли возвращение России с радостью.
Один из них — Пьер де Фермор, франтоватый внук генерала Белой армии. В 2010 году он создал в противовес ACOR организацию «Друзья русского собора», чтобы помочь посольству России вернуть хранящееся в Ницце наследие.
«По-моему, совершенно логично, что собор должен быть возвращен России, так как именно она построила его. Коммунизм больше нет, Россия вернулась», — утверждает он.
В 2016 году конфликт принял особенно серьезный оборот.
Сразу же по возвращении собора святого Николая Москва принялась отстаивать право на владение православным кладбищем в Ницце — безмятежным местом, где в изобилии растут апельсиновые и оливковые деревья и находятся могилы русских беженцев, умерших на Французской Ривьере, в том числе нескольких членов царской семьи. Местные СМИ сообщили, что француз по имени Кристиан Фризе по поручению российских чиновников взломал замки на кладбище, находившемся до этого в ведении ACOR, и установил плакат, объявляющий его российской собственностью.
В ярости Оболенский повесил на дверях объявление с надписью: «Руки прочь, господин Путин! Здесь вам не Крым!» Представитель российского консульства в регионе сказал, что он не знал о происходящем, и добавил, что, несмотря на имеющийся у российских представителей доступ к кладбищу, им управляет исключительно ACOR.
Еще одним предметом спора стала могила Игоря Шелешко, бывшего российского военного, жившего в Ницце и убитого в результате террористической атаки в 2016 году. Поскольку места на кладбище выделяются для членов православных семей, давно живущих на Ривьере, места для погибшего гражданина России там не нашлось. Российские чиновники решили похоронить его на участке, который использовался на кладбище в качестве мусорной свалки.
«Очевидно, что это проявление силы. Они похоронили его насильно, не спросив нашего согласия», — говорит Оболенский.
По мнению Андрея Елисеева, протоиерея ныне принадлежащего Москве собора святого Николая, этот конфликт не имеет ничего общего с религией.
«Я считаю, что это в большей степени спор о праве собственности. Хотя многое можно объяснить психологической травмой, связанной с той частью истории России, которая касается эмигрантов, — говорит голубоглазый священнослужитель на почти безупречном французском языке. — Многие из этих людей потеряли свое имущество во время революции, поэтому они так категоричны в отношении собственности здесь. Но мы говорим об эмигрантах четвертого поколения; это как если бы травма передавалась на генетическом уровне».
77-летняя Александра Кастийон с этим не согласна. Преподавательница катехизиса и преданный член ACOR считает, что конфликт связан именно с церковью.
«Я против объединения с Москвой на 100 процентов, потому что не хочу быть частью церкви, которая подчиняется государству, — объясняет она, сидя в церкви святых Николая и Александры на улице Лоншан, которая все еще находится в управлении ACOR. — Как можно доверять патриарху, который чтит память коммунизма? Они [коммунисты] взорвали наши церкви динамитом! Мы не верим институту Русской православной церкви».
Кастийон и другие члены ACOR принадлежат к местному приходу, который по-прежнему находится под юрисдикцией расположенного в Стамбуле Вселенского Константинопольского Патриархата. Этот патриархат, который недавно обеспечивал контроль над отделением Украинской церкви от Москвы, уже давно защищает православные приходы, которые отказываются переходить под управление России.
По мере того как Россия завладевает недвижимостью за рубежом, она укрепляет и глобальную роль Московского Патриархата. В 2016 году Московский Патриархат открыл сверкающий новый собор и культурный центр в самом сердце Парижа. Совсем недавно, в декабре 2018 года, был создан патриарший экзархат в Западной Европе. Его цель? «Внедрение Русской православной церкви в Европу», — объясняет отец Андрей.
«Все эти годы, с тех пор как наши семьи бежали во Францию, мы создавали свою собственную, независимую, церковную модель, — говорит Кастийон. — Они считают, что все русское должны принадлежать им. Но мы говорим — нет!».
Тем временем Оболенский ожидает очередного судебного решения относительно царской одежды, которую ему так и не вернули. Ощущается, что он полон решимости продолжать борьбу своей крошечной ассоциации с российским колоссом. Однако несложно заметить и чувство глубокой обреченности.
«С 2006 года мы постоянно имеем дело с судебными чиновниками, адвокатами и судами. У них армии юристов, а мы можем рассчитывать только на себя. Мы выжаты как лимон. Именно на это они и рассчитывают», — говорит он.
Киллиан Коган — независимый журналист, работающий в Париже и Стамбуле.
Киллиан Коган – независимый журналист, работающий в Стамбуле.
Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).