Демонстрации 23 и 31 января, ставшие реакцией на призывы и арест Алексея Навального, возможно, самые масштабные протестные акции за десятилетие. (Акция 14 февраля, по сообщениям, тоже собрала массу людей, но из-за своего формата трудно поддается анализу и в данной статье рассматриваться не будет.)

Первая акция прошла в 196-ти российских городах, подсчитала Русская служба BBC. До сих пор рекордной по географическому охвату считалась антикоррупционная манифестация в июне 2017 года, затронувшая 154 города, по оценке «Медузы» и «ОВД-инфо».

Вторая всероссийская акция состоялась в 140 населенных пунктах. Для сравнения, протесты против фальсификации итогов думских выборов в декабре 2011 года охватили почти вдвое меньше городов.

Труднее оценить количество демонстрантов, поскольку во многих местах полиция блокировала точки сбора и рассеивала несогласных. По этой причине волонтерская инициатива «Белый счетчик», обычно представляющая независимую оценку численности митингующих, не смогла их сосчитать.

По, возможно, завышенным данным штабов Навального, 23 января на улицы страны вышли 250-300 тыс. человек, и примерно столько же 31 января. По более скромным подсчетам издания «МБХ-медиа», первая акция собрала не менее 110 тыс., а вторая – 65-100 тыс. Это заметно больше, чем в июне 2017-го, когда, по максимальной оценке, в митингах приняли участие 98 тыс. человек, по минимальной – 30 тыс. человек.

Самые крупные выступления прошли 23 января в Москве (от 15 до 50-ти тыс.) и Петербурге (от 5 до 30 тыс.). Однако некоторые региональные центры протестовали так же активно. Например, в 600-тысячном Ижевске на улицы вышло от полутора до трех тысяч человек, то есть до полупроцента населения, как и в столицах.

Нынешние акции, возможно, уступают в массовости «болотным протестам», на пике собиравшим свыше 100 тыс. человек в одной только Москве. Но, учитывая беспрецедентный риск выхода на площадь, реальный уровень общественного недовольства в 2021-м, вероятно, не ниже, чем десять лет назад. На это указывает и гораздо более широкая география последних протестов по сравнению с «болотными».

По данным «Левада-центра», рейтинг доверия президенту РФ Владимиру Путину в январе 2021-го был практически таким же низким, как в декабре 2011-го (64 и 63% соответственно). Согласно январскому опросу Фонда «Общественное мнение», рейтинг составил всего 53%, что является самым низким показателем за все время, что фонд проводит исследования в нынешнем формате (с 2013 года).

Мнение о том, что дела в стране идут плохо, сегодня разделяет 40% респондентов «Левада-центра», столько же, сколько в период «Болотной».

Новобранцы протеста

Большинство участников последних митингов впервые участвуют в протестном движении, отмечает группа социальных антропологов из РАНХиГС, проводившая опросы в Москве, Петербурге и некоторых нестоличных городах. По их подсчетам, около 40% участников акций в Москве и Петербурге составляли новички. Такая же картина наблюдалась в Новосибирске. Учитывая, что политическая жизнь провинции обычно бедна на события, доля новых протестующих в регионах, вероятно, даже выше, чем в крупнейших мегаполисах.

О том, что недовольство президентом и правительством перестало быть маргинальной точкой зрения, разделяемой лишь небольшой оппозиционно настроенной частью населения, говорил в начале января замдиректора «Левада-центра» Денис Волков, комментируя итоги опросов 2020 года.

Массовый приток в протестное движение новых людей – показатель перехода части путинского электората к оппозиции, считает Олег Журавлев, сотрудник Лаборатории публичной социологии.

Согласно исследованию, опубликованному в ноябре Московским центром Карнеги, люди, принадлежащие к идеологическим лагерям либералов, просоветски настроенных «традиционалистов» и лоялистов, ощущали одинаковое недовольство падением своих доходов, ростом цен, безработицей и другими социально-экономическими проблемами, обострившимися в пандемию. При этом ни противники, ни сторонники Путина не верят в то, что при нем возможны какие-то перемены к лучшему.

«Он (путинский электорат) не отходит [персонально] к Навальному, но лидер у оппозиции [сегодня] один… С одной стороны, Навальный, не вождь, а символ; с другой – символ в любую минуту может стать вождем в условиях, когда у него нет конкурентов», – сказал Журавлев Eurasianet.org.

О присутствии «разочарованных путинистов» среди участников последних протестов сообщают и другие исследователи.

«У меня была собеседница, которая раскаивалась, что голосовала за Путина. Теперь она за него голосовать не будет, потому что ей стало очевидно, что так жить нельзя… Она пришла [митинговать] не за Навального, но из-за того, что ее не устраивает происходящее», --приводит пример Сергей Белянин, изучающий протест в Новосибирске.

«Я сталкивалась с такими людьми, но не могу определить их количество по отношению к общей массе», – отмечает Александра Архипова, сотрудница РАНХиГС, интервьюировавшая протестующих в Москве.

С другой стороны, отравление и арест Навального могли стать триггером для множества людей, пассивно не одобрявших действия властей или сомневавшихся в правдивости антикоррупционных разоблачений.

Подавляющее большинство опрошенных на акции в Петербурге регулярно смотрят видео Навального (некоторые молодые протестующие – с 12-13-ти лет), констатирует социальный антрополог Ирина Козлова.

Аудитория ФБК уже давно сопоставима по численности с федеральными телеканалами. Последний фильм «Дворец для президента» собрал более 100 млн просмотров. Попытка убийства и арест Навального, возможно, убедили многих колеблющихся в справедливости его критики.

«Хотелось бы услышать мнения двух сторон, но когда другая сторона вообще молчит и очень странно себя ведет, и … какие-то агрессивные действия делает, мне кажется, что она подтверждает правоту первой стороны – штаба Навального и его самого», – цитирует Козлова одного из своих информантов.

На пользу мобилизации могли, парадоксальным образом, сыграть и меры, направленные на ее предотвращение, считает Александра Архипова.

По сообщениям, накануне митингов во многих школах и вузах прошли собрания, где учащихся и родителей запугивали репрессиями. Кое-где школьников даже запирали, чтобы не пустить на митинг. Бюджетникам, заподозренным в симпатиях к Навальному, грозили увольнениями.

Подобное грубое давление нарушает негласный пакт между государством и гражданами, гарантировавший последним относительную личную неприкосновенность, полагает исследовательница.

Репрессии долго затрагивали сравнительно узкий круг оппозиционных активистов. Однако в 2019-м многие рядовые москвичи, недовольные муниципальными выборами, впервые познакомились с омоновскими дубинками. Для многих личное столкновение с полицейским произволом становится моментом истины.

«Было много случайных людей, которые пришли просто посмотреть. Но когда они видят это безумное избиение, жестокие и бессмысленные задержания, очереди в автозак, унизительные обыски, надевание пакетов на голову; когда в вузе какая-то тетка … начинает орать, что вы “стадо баранов” (у меня в распоряжении есть подобные скрины), люди начинают говорить, что нарушаются их гражданские свободы. Делается максимально возможное, чтобы раздражать людей», – отмечает исследовательница.

Протест молодежи?

Заметную часть демонстрантов, как и в предыдущие годы, составляли юноши и девушки в возрасте 18-24 лет. На них приходится примерно четверть протестующих в Москве и треть в Петербурге, подсчитали исследователи.

А вот несовершеннолетних, в завлечении которых на митинги Кремль обвиняет оппозицию, было всего 2%.

Вопреки стереотипу о молодости протеста, десять лет назад, во времена «Болотной», молодежи на площадях было столько же – около 25%. Однако, по мнению некоторых экспертов, сегодня она играет более самостоятельную роль в движении.

«Для нынешней молодежи Навальный, оппозиционные мундепы, митинги, активизм – часть естественного ландшафта. Они (молодые) прекрасно чувствуют, что для большинства из них будущего, ощущение которого было бы подготовлено предыдущими сытыми годами, нет. Оно обломалось. Конечно, они очень чувствительны к оппозиции», – объясняет социолог Олег Журавлев.

Беспокойство о будущем – один из ключевых мотивов выхода на площадь, особенно для молодых людей, отмечает Ирина Козлова.

«Из молодежи многие говорили: “Я вышел бороться за свое будущее”, “Я хочу жить в нормальной стране, где есть свобода слова, возможности для самореализации”, “Я не хочу уезжать из страны. Поэтому я выхожу бороться за свое будущее”», – подчеркивает собеседница.

«Молодежь хорошо и подробно говорит о будущем страны… Часто можно услышать: “В школе или институте мы проходим конституцию, и то, что мы видим в ней, не соответствует тому, что мы видим вокруг. Поэтому я выхожу”. Это, скорее, реплика молодого человека, но не человека около сорока и старше», – отмечает Александра Архипова.

Молодые протестующие обычно держат себя смелее, чем люди постарше: разворачивают плакаты, выкрикивают лозунги, несмотря на риск задержания, делится наблюдениями московская исследовательница.

Двадцатилетние расходятся по домам последними, когда во всех чатах уже написано, что акция на сегодня окончена, говорит наблюдательница из Петербурга.

Отчасти поэтому молодежь на протестных акциях привлекает к себе непропорционально много внимания СМИ.

«Основным участником митингов в 2017-м и 2018-м годах была женщина сорока лет с плакатом… Но такие участники редко попадали на фото, потому что подростки на фонаре смотрятся лучше... Это сбой наблюдателя», – предостерегает исследователь Сергей Белянин из Новосибирска.

Образованные и критичные

Юношеский максимализм – удобное объяснение с точки зрения властей, пытающихся представить протесты результатом воздействия информационных технологий на неокрепшие умы. Исследования рисуют иную картину происходящего.

Свыше 42% демонстрантов в обеих столицах составляли люди в наиболее продуктивном с точки зрения работодателей возрасте: от 25 до 35-ти лет. Аналогичная картина наблюдалась и в Новосибирске. Эта доля значительно выше, чем процент протестующих юношеского возраста или тех, кому за сорок.

Подавляющее большинство опрошенных (71% москвичей и 56% петербуржцев) закончили вузы. Еще 14 и 22% респондентов соответственно сказали, что имеют неполное высшее образование, что указывает на большое число студентов.

Уровень образования среди демонстрантов аномально высок по сравнению со среднероссийским, отмечает Александра Архипова.

«Перепись населения 2010 года показала, что в стране 27% людей с высшим образованием... Для Москвы этот показатель был выше на 10%, то есть около 40%... Предположим, этот показатель остался таким и сейчас… [Значит] люди с высшим образованием перепредставлены [в протестах] почти в два раза», – делает вывод ученая.

Среди протестующих превалируют специалисты: айтишники, дизайнеры, офисные работники, преподаватели, врачи, соглашаются эксперты, опрошенные Eurasianet.org.

Далеко не все из них являются убежденными сторонниками Навального. Вопреки мнению о том, что арестованный политик является «единоличным вождем», а программу протестов определяет «персонально ориентированная антипутинская коалиция», большинство участников митингов сохраняют критическую дистанцию по отношению к главе ФБК.

Согласно опросам, большинство протестующих (56% в Москве и 64% в Петербурге) «скорее, доверяют» Навальному. Еще 3-5%, скорее, не доверяют ему. И лишь от четверти до трети манифестантов являются убежденными «навальнистами».

«Это политическая палитра, ярмарка… Искать в протестах организующую руку, которая всех направляет, это почти конспирология. Людей выводит на протесты недовольство, невозможность решить социальные и политические конфликты другим путем», – считает Александра Архипова из РАНХиГС.

«Люди могут критически относиться к Навальному, и не пошли бы за него голосовать. Но есть повод, который позволяет им выйти и выплеснуть недовольство», – соглашается новосибирский исследователь Сергей Белянин.

Почему люди выходят

Опросы не позволяют однозначно судить о мотивах, побуждающих людей участвовать в несогласованных акциях.

«Есть вероятность, что, когда вы прямо спрашиваете [о причинах участия в митинге], вам скажут желаемый ответ», – объясняет Белянин.

На вопрос: «Почему вы пришли?» митингующие, как правило, отвечают абстрактными фразами о свободе, тревоге за будущее страны, любви к России, желании «жить нормально». Но чаще всего в репликах информантов звучит возмущение беззаконием, отмечает Ирина Козлова.

«В этом протесте мало политических требований. Лозунг борьбы с коррупцией явно ушел на второй план. На первый вышли требования гражданских свобод и противодействия полицейскому произволу», – полагает Александра Архипова.

Схожей точки зрения придерживается Сергей Белянин.

«Пафос этих выступлений лежит в моральной плоскости. Там [звучат] требования не воровать, соблюдать закон, не травить своих граждан. Это, скорее, про права человека, чем про кусок хлеба», – полагает исследователь.

Другие эксперты, напротив, подчеркивают социально-экономические истоки массового недовольства.

«Ролик [Навального] про дворец сыграл огромную роль в мобилизации… Люди, многие из которых в пандемию лишились работы и дошли до нищеты, видя из своего положения бессмысленную роскошь дворца, понимают, что на эти деньги можно накормить кучу голодных», – считает Ирина Козлова.

«Из ненависти к дворцам, с одной стороны, и к тем, кто бьет протестующих, с другой, возникает эмоция классовой ненависти. В 2017-м стало впервые понятно, что протест становится более бедным, злым и обновленным [по составу]… Сейчас эта тенденция дозрела», – полагает социолог Олег Журавлев.

По его мнению, почву для текущего кризиса подготовили события последних четырех лет, прежде всего, повышение пенсионного возраста в 2018-м году (разочаровавшее многих сторонников Путина), недовольство падением реальных доходов и состоянием здравоохранения.

Команда Навального умело воспользовалась этими настроениями, сделав их частью продуманной политической стратегии, резюмирует собеседник Eurasianet.org.