Россия заняла 23-е место среди 32-х стран, вошедших в глобальный индекс качества элит (EQx). Исследование показывает, как привилегированные классы влияют на благосостояние общества.

На фоне большинства стран рейтинга РФ выглядит оплотом государственной экономики, бенефициары которой заняты скорее сбором «дани», чем классическим предпринимательством. Однако российские эксперты, опрошенные Eurasianet.org, рисуют более сложную картину.

Как проверяют качество элиты

Исследователи из университета Санкт-Галлена считают «качественной» такую элиту, которая обогащается, увеличивая размер «пирога» национальной экономики (то есть создает больше ценностей, чем присваивает).

«Некачественная» элита нацелена не столько на создание новых ценностей, сколько на извлечение ренты независимо от того, развивается экономика или нет.

Составители индекса противопоставляют рентный капитализм, ориентированный на получение незаслуженных привилегий узким кругом лиц, и более прогрессивную бизнес-модель, когда элиты делают ставку на развитие новых технологий.

Понять, в какой мере экономика работает на умножение благ, а в какой – на их перераспределение в пользу элиты, помогают 72 индикатора, отражающие разные стороны жизни общества. 

Лидируют в рейтинге Сингапур (68,5 баллов из ста возможных), Швейцария (64,9) и Германия (64,2). США занимают пятое (63,4), а Китай – двенадцатое место (58,4). Замыкает список Египет, набравший 40 баллов.

Российский правящий класс находится в списке на одном уровне с элитами Ботсваны (48,9 баллов). Существенно отстав от стран-лидеров, РФ, однако, опережает почти всех соседей по БРИКС (исключая Китай): Индию, Бразилию и Южную Африку. 

Было бы упрощением делить элиты на правильные (в основном обитающие в «первом мире») и неправильные, управляющие периферией, считает политолог Илья Матвеев, доцент Северо-западного института управления РАНХиГС.

Эксперт ссылается на гипотезу нобелевского лауреата по экономике Джозефа Стиглица о том, что одним из источников повсеместно растущего неравенства является налоговая политика государств (включая высокоразвитые), по сути, взимающих с общества ренту в пользу крупного капитала.

Однако в некоторых странах черты рентного капитализма выражены сильнее, чем в других, добавляет собеседник, поэтому выводы швейцарских ученых заслуживают внимания.

«Понятие “рентный капитализм” противоречиво, ведь рентные отношения характерны для феодализма. Но когда происходит деградация индустриального общества, может возникать синтез капиталистических и феодальных отношений. С одной стороны, существует индустрия, а с другой воспроизводятся отношения предыдущей фазы исторического развития. Именно это мы наблюдаем в нашей стране», – говорит профессор РГГУ, главный научный сотрудник института всеобщей истории РАН Александр Шубин.

Противоречивая реальность

Несмотря на посредственный суммарный рейтинг, кое в чем российская элита отвечает критериям качества EQx.

Неожиданной выглядит высокая (12-е место) оценка качества институтов, влияющих на бизнес-активность. Речь идет об индексе Всемирного банка Ease of Doing Business («Легкость ведения бизнеса»), в котором Россия поднялась со 120 на 28 место за последние восемь лет. Задачу улучшить позицию РФ в этом международном рейтинге ставил Владимир Путин.

Частично такие успехи объясняются изменением методологии расчетов, которое, по оценке экономиста Сергея Гуриева, перенесло РФ на 20-30 ступеней вверх. Тем не менее эксперт констатировал «огромный прогресс», достигнутый за счет облегчения бюрократических процедур, таких как подключение предприятий к электросетям, получение разрешений на строительство или регистрация собственности.

Вывод об относительной мягкости бизнес-климата в России контрастирует с высоким риском экспроприации (28-е место в списке стран, вошедших в EQx). Силовые структуры по-прежнему часто вмешиваются в бизнес-конфликты как заинтересованная сторона, разоряя предпринимателей, сообщал бизнес-омбудсмен Борис Титов. В итоге 80% российских бизнесменов не чувствуют себя в безопасности.

По мнению Матвеева, этот парадокс отражает противоречивое положение среднего бизнеса в РФ.

«У бизнеса в России есть проблемы и привилегии. Средний бизнес можно назвать частью экономической элиты: это люди с деньгами, от которых зависит экономика регионов. Государство вынуждено учитывать их интересы, потому что ему нужны рабочие места и экономическая активность. Одной рукой оно их “кошмарит” силовиками, а другой поддерживает всевозможными субсидиями», – объясняет эксперт.

РФ может похвастаться низким внешним долгом, что отчасти объясняется санкциями, отрезавшими страну от западных рынков капитала.

По мнению составителей индекса, это «отражает сдержанность элит в поисках ренты, возлагающей несправедливое финансовое бремя на будущие поколения».

Однако растущий дефицит бюджета заставляет правительство рекордными темпами наращивать внутренний госдолг.

По данным Счетной палаты, его размер в 2020 году может вырасти на 4 трлн рублей, максимально за последние 15 лет. Сегодня внутренний долг составляет 11,4 трлн рублей, что эквивалентно 11% ВВП и сравнимо с объемом наличных денег, находящихся в обращении.

В условиях экономического застоя расплачиваться по этим обязательствам, вероятно, придется налогоплательщикам, которые и так тонут в долгах перед банками. 

EQx отмечаeт довольно высокую конкурентность российского банковского сектора (чем она выше, тем на более выгодные условия могут рассчитывать заемщики). По данным ЦБ, в России действует порядка 400 банков, располагающих активами, эквивалентными 90% ВВП.

Однако ряд российских экспертов не разделяет подобного мнения, говоря о растущей зарегулированности отрасли, убивающей конкуренцию.

Около 80% банковских активов сконцентрированы в 15-ти кредитных организациях, половина из которых являются государственными.

Тенденция к огосударствлению банков, ставшая ответом на финансовый кризис середины десятилетия, беспокоит и Федеральную антимонопольную службу, глава которой Игорь Артемьев увидел в этом шаг к государственно-монополистическому капитализму. 

В итоге нуждающийся в заемных средствах бизнес жалуется на их недоступность, что является едва ли не главным тормозом инвестиций в российскую экономику, отмечает Илья Матвеев.   

Российская элита сложнее, чем кажется

По большинству (38 из 72) показателей Россия находится в нижней половине рейтинга.

По 15-ти позициям, таким как политическая коррупция, централизация управления, монополизм, доля ВВП в руках миллиардеров, процент женщин на руководящих постах и так далее она входит в пятерку худших.

В частности, согласно EQx, РФ является заповедником crony capitalism (кланового или кумовского капитализма), занимая третью снизу строчку перечня.

Это значит, что богатство российских элит «куется» преимущественно в госсекторе или отраслях, тесно связанных с государством, что, по мнению исследователей, создает плодородную почву для коррупции.

На долю госпредприятий приходится треть ВВП и около половины занятых в экономике, констатирует МВФ (по другим данным «вес» госсектора достигает 70% ВВП). Шесть из десяти компаний, получивших наибольшую выручку по итогам 2019 года, контролируются властями.

Госменеджеры составляют наиболее влиятельную фракцию российской элиты, а их способ существования ближе всего к определению кумовского капитализма, считает Матвеев. Пользуясь покровительством президента, они могут манипулировать госзакупками, получать щедрые субсидии из казны и назначать себе огромные зарплаты.

Согласно исследованию РБК, в 2014 году члены правлений госкомпаний зарабатывали до $400 тыс. в месяц, что ставит их в один ряд с топ-менеджерами крупнейших ТНК. Просачивавшиеся в прессу сведения о сверхдоходах глав госкорпораций неизменно вызывали скандалы и «коробят» даже президента, по его собственному признанию. 

С 2015 года госменеджеры вправе публично не отчитываться о своих доходах (что они неохотно делали и раньше). Тем не менее роль этого слоя управленцев нельзя сводить лишь к воровству и извлечению ренты, убежден собеседник Eurasianet.org.

«Для Путина расширение госсектора (в конце нулевых) имело много целей. Одной из них было вознаградить своих сторонников, являющихся опорой режима. В этом был элемент кумовского капитализма, поскольку он [назначил главами госкорпораций] своих друзей из КГБ… Но он их поставил не только для того, чтобы они зарабатывали, но и потому, что доверял этим людям и рассчитывал, что они… поднимут эти отрасли. Да, там огромное количество воровства. Но есть и попытки консолидировать отрасли, улучшить их. Например, “Росатом” строит свои АЭС по всему миру. Некоторые компании в “Ростехе” также очень успешны», – отмечает Матвеев.

Другой полюс экономической власти представляют частные олигархи. По традиции так называют миллиардеров, сколотивших состояния в годы приватизации.

Некоторые исследователи полагают, что источником богатства олигархов является не предпринимательский доход (превышение выручки над затратами), а так называемая инсайдерская рента, получаемая благодаря контролю над финансовыми потоками предприятий, часть которых путем различных махинаций перетекает в офшоры, вместо того чтобы питать модернизацию.

По мнению Александра Шубина, постсоветские олигархи и госменеджеры унаследовали некоторые консервативные черты позднесоветской номенклатуры.

«Советская элита была ориентирована на внедрение индустриальных технологий. Но при бюрократическом управлении стимулов к этому было чем дальше, тем меньше. При Брежневе, если ты внедрял новую технологию, ты рисковал потерять место, а если ничего не внедрял, ты его сохранял. Так возникли механизмы торможения, которые привели к серьезному отставанию от развитых стран и усилению феодальных, рентных черт. Начальник, управлявший каким-то государственным ресурсом, сам мог им пользоваться. В этом отношении нынешняя элита наследует советской», – полагает историк.

Илья Матвеев считает, что такой взгляд справедлив лишь отчасти.

«Есть группа олигархов, для которых основной источник денег – раздача госзаказов и приватизация госпредприятий. Они разбогатели за счет покровительства Путина. Но для большинства олигархов сейчас это менее принципиально. Это больше похоже на бизнес, не кумовской, а просто сырьевой», – полагает эксперт.

Крупный капитал рентоориентирован в той мере, в которой он монопольно распоряжается природными ресурсами и продолжает пользоваться инфраструктурой, созданной в советские годы. Но ряд отраслей российской экономики не имеет советской предыстории. 

«Там, где была приватизация, нет конкуренции, ведь советская промышленность была монополистической. Такие олигархи (скажем, в сталелитейной отрасли), скорее, конкурируют с другими производителями в мире, чем внутри страны. Но в секторах ритейла, сотовой связи, высоких технологий меньше рентного и больше обычного бизнеса», – говорит политолог.

Среди так называемых «компаний-газелей» (демонстрирующих высокие темпы прироста выручки) лидируют предприятия розничной торговли. Высокие результаты показывают также агропром, производители электротехники и торговые площадки в интернете.

«Это энергичные предприниматели, которые зарабатывают деньги в конкурентной среде», – отмечает Матвеев.

Бенефициары застоя и агенты изменений

Перед российским обществом сегодня стоит та же историческая задача, что и в эпоху Перестройки: переход от индустриального к постиндустриальному обществу, считает Александр Шубин.

«Политика ускорения научно-технического развития при Андропове и Горбачеве была попыткой проведения авторитарной модернизации, которая зашла в тупик. Она не решила проблему стимулов, прежде всего для интеллигенции, без которых внедрение новых технологий крайне затруднено. Пытались использовать экономические методы (хозрасчет), но выяснилось, что интеллигенция, как креативный класс, любит еще и свободу. Также она хочет, чтобы с ней считались при принятии решений. В итоге Горбачев был вынужден пойти по пути политических реформ, крайняя противоречивость которых в сочетании с непродуманностью экономических изменений привели к катастрофическим итогам», – говорит историк.

О необходимости модернизации экономики вновь заговорили в короткое президентство Дмитрия Медведева. Однако поворот к инновациям оказался в основном словесным, не учитывающим уроки 80-х годов, а затем сменился рутинным потреблением сырьевой ренты. 

«Послемедведевское правление характеризуется тем, что решение даже не пытаются искать… Мы будем деградировать, пока не найдем такое социальное устройство, которое будет стимулировать инновации», – убежден эксперт.

По мнению Шубина, авторитарная модернизация по образцу Сингапура в современной России исключена, поскольку большие расстояния и специфика инновационной экономики делают централизованный контроль малоэффективным. Вместо этого нужно дать максимум автономии коллективам специалистов, способных быть как творцами, так и исполнителями, и менеджерами.

«Должны быть созданы наукограды – очаги роста, более или менее защищенные от полуфеодальной реальности. Такие очаги это возможные точки старта для нашей страны», – уверен ученый.

По мнению Ильи Матвеева, обновление российской элиты возможно лишь через политические перемены. Их агентами (помимо рабочего класса) могут стать средние слои элиты.

«Олигархи и госменеджеры – бенефициары нынешнего режима. Угнетенный класс – это простые люди… Но малый и средний бизнес мог бы выиграть от изменения политической системы. Например, независимый суд для них был бы удобнее, чем то, что есть сейчас. Поэтому многие бизнесмены сочувствуют Алексею Навальному (хотя и не говорят об этом открыто)…  С другой стороны, в период путинской стабильности сформировался слой средних чиновников, представители которого достаточно компетентны и меньше воруют. Потенциально они могли бы сколотить коалицию, которая поведет страну вперед», – считает он.