Россия: готов ли бизнес к устойчивому капитализму с человеческим лицом?
Корпорации прилагают всё больше усилий, чтобы убедить публику и инвесторов в своей моральной благонадежности. Сможет ли российский бизнес, по большей части не привыкший обращать внимание на экологию и права человека, вписаться в тренд?

Треть инвестиционных активов мира на сумму $35 трлн контролируют компании, разделяющие принципы экологической и социальной ответственности, и требующие того же от своих контрагентов. В итоге бизнесу всё чаще приходится доказывать не только финансовую, но и нравственную кредитоспособность.
Российские корпорации не стали исключением: так называемые принципы ESG становятся модным поветрием в деловых кругах, но помогает ли это делать мир лучше?
Что такое ESG-принципы?
Принципы ESG («экология, социальная политика, корпоративное управление») – своего рода попытка оспорить изречение Маркса о том, что нет преступления, на которое не пошел бы капитал ради 300% прибыли.
«Десять заповедей» устойчивого (sustainable) капитализма изложены в Глобальном договоре ООН в области прав человека, трудовых отношений, охраны окружающей среды и борьбы с коррупцией. Деловым кругам вменяется в долг уважать права человека и профсоюзов, искоренять рабство, детский труд и дискриминацию, быть экологически ответственными и не участвовать в коррупции. Начиная с 2000 года под этими принципами подписались 9,5 тыс. компаний и 3 тыс. НКО по всему миру.
Позднее перечень пополнили семнадцать целей устойчивого развития: ликвидация нищеты и голода, прогресс здравоохранения и образования, гендерное равенство, чистая вода и санитария, достойный труд, уменьшение неравенства, минимизация отходов, борьба с глобальным изменением климата, мир во всем мире и тому подобное.
Принятые в ответ на критику корпораций и последствий глобализации, эти требования, возможно, так и остались бы благопожеланиями, если бы не появились «Принципы ответственного инвестирования», поддержанные 3,6 тыс. управляющих активами.
Инвесторы пообещали придерживаться ESG-повестки в своей деятельности и требовать от партнеров раскрывать не только финансовую отчётность, но и сведения о том, как они реализуют ESG-стратегии.
Общепринятых критериев раскрытия подобной нефинансовой информации не существует. Однако рекомендации, выпущенные влиятельными институтами, вроде NASDAQ, включают такие параметры, как объем выбросов парниковых газов, показатели энергоэффективности, представленность женщин в персонале и советах директоров, размеры вознаграждения топ-менеджеров, наличие коллективных договоров, безопасность и здоровье работников, соблюдение прав человека в цепочках поставок и тому подобное.
С тех пор ESG-инвестирование стало международным трендом, крепнущим в связи с глобальным потеплением и курсом на декарбонизацию мировой экономики. В частности, на Климатической конференции ООН в Глазго шла речь о разработке единых международных стандартов ESG-отчётности.
В итоге рыночная стоимость активов под управлением ESG-инвесторов выросла с $23 трлн в 2016 году до $35 трлн в 2020-м, что составляет примерно треть от общей суммы инвестиционных активов. К 2025 году цифра вырастет до $50 трлн, прогнозирует агентство Bloomberg.
Почему ESG-принципы так популярны?
Фирмы, имеющие ESG-рейтинг, более привлекательны как для инвесторов, так и для потребителей, всё сильнее озабоченных вопросами экологии и социальной справедливости; у них меньше проблем с законом и больше шансов получить преференции от государства; выше производительность труда; ниже потери сырья и электроэнергии, утверждает консалтинговая компания McKinsey.
ESG-компании генерируют больше прибыли и более устойчивы, чем остальные, считают в Institutional Shareholder Services, Inc. Впрочем, неясно, объясняется ли это тем, что в ESG вкладываются изначально более прибыльные фирмы или тем, что окупаются сами улучшения. Может быть, верно и то, и другое.
Однако главной причиной является общественное недовольство мощью и безответственностью корпораций. Так, большинству (58%) американцев, опрошенных компанией Just Capital, не нравится нынешняя форма капитализма, 47% не доверяют бизнес-элитам, а 63% ждут от компаний участия в решении социальных проблем: неравенства, расизма, климатического кризиса. Фирмы отвечают на запрос, разрабатывая ESG-стратегии. Однако такой подход устраивает не всех.
«Многое из того, что компании сегодня декларируют как собственную инициативу, они были обязаны делать задолго до неолиберального поворота (политика дерегуляции экономики, ставшая мэйнстримом в 80-90-е годы). [ESG-инвестирование] переводит социальную ответственность в сферу частной собственности и самоорганизации бизнеса, без учета публичных демократических институтов», – говорит Роман Гильминтинов, научный сотрудник центра «Человек, природа, технологии» Тюменского госуниверситета.
Компании, занимающие высокие позиции в ESG-рейтингах, порой обвиняют в гринвошинге (том, что они сознательно пускают пыль в глаза общественности, лишь имитируя заботу о природе), пинквошинге (напускной толерантности к ЛГБТ-людям) или блювошинге (стремлении обелить свою репутацию, сотрудничая с ООН).
Несмотря на это, повсеместное внедрение ESG-стратегий способствует изменению общественных установок в отношении бизнеса, что можно лишь приветствовать, считает руководитель климатического проекта «Гринпис России» Василий Яблоков.
А что в России?
Больше половины (58%) российских предпринимателей, ответивших на вопросы PwC и НАФИ, ничего не знают об ESG-принципах. Только 6% знакомы с ними хорошо, а 34% «что-то слышали».
Те, кто знает о требованиях, не придают им особого значения: 78% не считают, что следовать тренду важно с точки зрения отношений с бизнес-партнерами. Обратного мнения придерживаются 14%.
Лишь 7% осведомленных сказали, что соблюдают рекомендации ООН в полной мере, тогда как 34% утверждают, что придерживаются их отчасти.
Половина (51%) респондентов заявили, что не учитывают ESG-принципы в своей деятельности; при этом 30% уверяют, что собираются взять их на вооружение, а 21% не намерены этого делать.
Всё это, однако, ещё не значит, что ESG-повестка неактуальна для России. В ESG-стратегиях заинтересованы прежде всего крупные фирмы, чьи акции торгуются на международных биржах, тогда как средний и малый бизнес пока в них не верит.
«Последние года два я наблюдаю ESG-бум. Компании не могут назвать себя продвинутыми, если у них нет ESG-стратегии. Если у тебя есть ESG-стратегия и независимая оценка [подтверждающая её эффективность], твои акции будут покупать чаще. Поэтому [крупные] компании включаются в международную повестку и задают тренд», – считает экоконсультант, основатель компании «Зелёный драйвер» Роман Саблин.
Эксперт приводит в пример торговую сеть «Вкусвилл», специализирующуюся на здоровом питании. Компания известна всевозможными эко-инициативами, включая сбор вторсырья, внедрение эко-сумок, продажу бытовой химии в розлив, поддержку эковолонтерства.
Впрочем, не все принципы ESG «Вкусвилл» отстаивает так же эффектно. Имидж компании пострадал, когда она поддержала месяц гордости ЛГБТ, разместив рекламу, в которой фигурировали лесбийские пары. Но, столкнувшись с нападками гомофобов, сеть принялась извиняться за «непрофессионализм отдельных сотрудников», после чего её обвинили уже в пинквошинге.
Компании берут на себя повышенные социальные обязательства там, где общество или государство заставляют их делать это, и проявляют оппортунизм, если не ощущают давления, убежден Роман Гильминтинов.
Между ESG-декларациями российских компаний и реальностью существует пропасть, говорит Василий Яблоков из «Гринпис Россия». Из 155 компаний-фигурантов российского ESG-рэнкинга восемнадцать относятся к нефтегазовой, а семь – к угольной промышленности. Ни одну из них нельзя назвать экологичной по определению, так как разработка ископаемого топлива в корне противоречит идее устойчивого развития.
Странным кажется и присутствие в списке таких корпораций, как «Норникель» (несущий ответственность за крупнейшую техногенную катастрофу последних лет – разлив дизельного топлива в Норильске) или Башкирская содовая компания, спровоцировавшая громкие протесты против уничтожения гор-шиханов в Башкирии. Обе структуры позиционируют себя как «зелёные».
«В России ESG называют всё, что угодно, так как нет обязательной отчетности и четких правил [её предоставления]. В результате многие компании пытаются создать видимость экологичности при минимальных издержках: выпустить красивый буклет, видеоролик, поучаствовать в конференции по озеленению бизнеса… Однако важнейшее вложение для нефтянки – модернизация трубопроводного парка, а это очень дорого. Проще красиво выпустить мальков в водоем», – иронизирует эколог.
Эффективность социальной ответственности бизнеса напрямую зависит от того, насколько низовые общественные движения способны оказать давление на корпорации. Однако в России развитие независимых профсоюзов и экологических движений сдерживается преследованиями и цензурой. В итоге большинство ESG-стратегий сводится к имитации, убежден Роман Гильминтинов.
«В Кузбассе есть губернаторская программа “Чистый уголь – зелёный Кузбасс”. Это гринвошинг махровый (поскольку мир стремится отказаться от угля, а не «озеленить» его). Кемеровский бизнес пытается продавать свои акции на Лондонской бирже, но что происходит в Киселевске, Прокопьевске, Черемзе, Казасе (центры антиугольных протестов)? Репрессии», – приводит пример исследователь.
Если экологический аспект ESG-принципов принимается во внимание (по крайней мере, на словах), то про гендерный и трудовой вспоминают намного реже.
«ESG в России – больше про окружающую среду. Социально-экономическая составляющая упускается из вида, хотя ESG-принципы по большей части социальные», – считает замдиректора Центра социально-трудовых прав Юлия Островская.
Если российские филиалы западных компаний упоминают о гендерном равенстве в своих отчётах, то отечественные фирмы игнорируют проблему. В итоге, если в среднем по миру доля женщин в советах директоров составляет 24% и быстро растет, то в России бизнес по большей части остается закрытым мужским клубом: процент женщин с советах директоров не превышает 9%, говорится в докладе банка Credit Suisse.
Немногие работодатели готовы предоставлять гибкий график, дополнительные отпуска или выходные сотрудницам и сотрудникам с детьми, не говоря уже о гендерных квотах или защите от харассмента. Что касается прав профсоюзов, то эта тема вообще не стоит в повестке дня многочисленных конференций, посвященных ESG-повестке.
Всё это странно, учитывая, что подобные меры менее затратны, чем эко-инициативы, и могут быть легко реализованы, недоумевает Островская.
Как сделать ЕSG-политику более эффективной?
По мнению собеседников Eurasianet.org, власти могли бы сделать многое, чтобы побудить бизнес к более ответственному поведению.
«Должны быть прописаны четкие критерии [ESG-отчётности]. Эффективность природоохранных мероприятий должна быть выражена в СО2-эквиваленте. Компании должны отчитываться не о том, сколько их сотрудников прошли курсы ответственного потребления, а о том, какой климатический след создает их деятельность», – считает Василий Яблоков.
Нефинансовую отчётность компаний нужно сделать обязательной (как в некоторых странах, включая Великобританию, КНР, Индонезию), а ответственным фирмам – предоставить налоговые льготы, полагает экоконсультант Роман Саблин.
Однако российское правительство игнорируют большинство целей устойчивого развития, констатируют авторы «Гражданского обзора о реализации ЦУР в России». А идеологическое противостояние с Западом оставляет мало шансов на то, что ситуация кардинально изменится, по крайней мере в том, что касается гендерных прав и отношения к декарбонизации.
В то же время, поскольку российский бизнес зависит от глобального рынка, а интерес к этичному потреблению уже влияет на покупательские предпочтения внутри страны, компании будут волей-неволей уделять внимание ESG-политике.
Но без мощного давления со стороны гражданского общества модные разговоры о ESG-принципах едва ли приведут к чему-то, кроме очковтирательства.
Иван Александров – псевдоним российского журналиста.
Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).