Облегчить условия отбывания наказаний обещает Концепция развития уголовно-исполнительной системы до 2030 года, утвержденная правительством в конце апреля.

Среди запланированных мер – многое, о чем давно твердили правозащитники: смягчение режима содержания в СИЗО и колониях, модернизация тюремной медицины, развитие системы наказаний, не связанных с лишением свободы, предотвращение «недозволенных методов воздействия» (то есть пыток).

К важнейшим новшествам можно отнести три: создание крупных тюремных «хабов» (так называемых мультиучреждений), расширение сети исправительных центров («полусвободных» общежитий для отбывающих принудительные работы) и появление института пробации, помогающего бывшим заключенным освоиться на свободе.

Однако некоторые аспекты документа позволяют усомниться в том, что реформаторами движут исключительно человеколюбивые мотивы.

Тюрьмы ждет оптимизация

Укрупнение школ, поликлиник, научных центров с целью экономии было лейтмотивом неоднозначных реформ в бюджетной сфере. Теперь нечто подобное ждет и пенитенциарные учреждения. 

Концепция предусматривает ликвидацию 88 из 900 мест заключения к 2024 году. Другие  намереваются вывести за пределы городов и собрать в своего рода городки заключенных: так называемые «учреждения объединенного типа».

Они должны сконцентрировать на одной территории все виды режимных объектов: СИЗО, тюрьмы, колонии, колонии-поселения, исправительные центры и так далее.

В новых зонах будет реализован «клиентоцентричный подход» к содержанию арестантов, сулит концепция. При этом расходы государства на обслуживание системы в итоге должны сократиться за счет оптимизации издержек на охрану и перевозку осужденных.

Идея выглядит логичной на фоне сокращения тюремного населения вследствие спада традиционной, уличной преступности и перемещения криминала в интернет. 

«Мы должны признать, что работа некоторых учреждений УИС является просто неэффективной. Например, в колонии отбывают наказание 100 человек, а служат там 130-140 сотрудников», – заявил в декабре министр юстиции Константин Чуйченко. 

«В крупных городах, таких как Москва, [мультиучреждения] облегчат трудности, связанные с тем, что подозреваемых и обвиняемых долго возят (например, в суд), рано поднимают в СИЗО. Теперь изолятор и здание для судебных заседаний будут находиться на одной территории», – считает директор Института прав человека Валентин Гефтер.

Строительство новых корпусов, видимо, улучшит и бытовые условия жизни за решеткой. Однако, добавляет эксперт, многое зависит от того, как идею воплотят в жизнь.

Например, если учреждения вынесут далеко за город, это создаст проблемы для адвокатов, родственников осужденных и членов общественных наблюдательных комиссий. И чем сильнее изоляция арестантов от внешнего мира, тем выше риск пыток и прочих злоупотреблений тюремной администрации.

Проект первого, экспериментального мультиучреждения, объединяющего два десятка объектов, уже реализуется под Калугой, где также расположен крупный промышленный кластер.

Это создает перспективы для широкого применения труда заключенных на коммерческих предприятиях (недавно принятый закон легализовал подобную практику). Во что это выльется, неизвестно. 

«Само по себе сотрудничество между пенитенциарными учреждениями и частным бизнесом – не хорошо и не плохо. Это средство, которое может использоваться разными способами. Может быть, людей будут больше эксплуатировать; использовать рабский труд. А, может, наоборот, они будут выходить на свободу, имея на сберкнижке хорошие денежные суммы», – говорит член Совета по правам человека Андрей Бабушкин, участвовавший в разработке Концепции.

Назад в ГУЛАГ?

Еще одна цель, поставленная авторами документа, – расширение сети исправительных центров, где содержат не слишком опасных преступников, приговоренных к принудительным работам.

Исправцентры – нечто среднее между зоной и общежитием: их «постояльцы» живут и трудятся под надзором, но могут покидать территорию с разрешения начальства или даже переезжать на съемные квартиры.

Сегодня в России действуют 111 исправцентров, рассчитанных на 8,2 тыс. человек. Заполнены они лишь на 80%. Между тем на замену лишения свободы принудительными работами вправе претендовать 182 тыс. осужденных, содержащихся в колониях.

Система, основы которой заложили еще десять лет назад, развивается медленно. К 2020 году планировали создать 150 центров на 30 тыс. мест, а построили 111 на 8,2 тыс. Причем большинство из них (85) создано не при стройках или заводах, как предлагалось изначально, а представляют собой изолированные участки при колониях, условия содержания в которых бывают не лучше, чем в тюрьме.

Одна из причин, почему создание сети центров идёт туго, – нехватка рабочих мест для осужденных. Из 478 тыс. российских заключенных примерно 96% обязаны трудиться. Но фактически трудоустроены лишь 40% из них, или 128 тыс. человек.

«Раньше (при советской власти) государство автоматически обеспечивало ФСИН, а до этого ГУЛАГ, всем необходимым, включая рабочие места. Теперь такой обязанности нет. Получается странный симбиоз принудительного и добровольного труда: с одной стороны, государство не обязано предоставлять каждому [заключенному] работу, а с другой, если предоставило, то отказаться трудно», – объясняет Валентин Гефтер.

По большей части арестанты трудятся на предприятиях или мастерских ФСИН. При этом ведомство материально заинтересовано в том, чтобы не выпускать рабочую силу за колючую проволоку.

До 75% мизерной зарплаты осужденных вычитается в порядке возмещения расходов по их содержанию, то есть поступает обратно в карман службы, говорит директор Института прав человека. При этом расходы на содержание одного заключенного в РФ – самые низкие в Европе: всего 2,8 евро в день. 

«Когда само [исправительное] учреждение не способно выиграть конкурс [на выполнение работ], а выигрывает его бизнес, то исполнение контракта идет силами осужденных, колония получает лишь маленький процент, а в основном всё забирают посредники», – отмечает Андрей Бабушкин из СПЧ.

Авторы концепции обещают покончить с тюремной безработицей к 2030 году, когда к труду должно быть приставлено 85% осужденных. Даже если тюремное население к тому времени сократится до 300 тыс. человек (как прогнозируют власти), все равно армия несвободных тружеников должна вырасти почти вдвое по сравнению с нынешней.

Достичь цели собираются, используя проверенный временем метод: великие стройки.

Недавно ФСИН одобрил идею отправлять приговоренных к принудительным работам на модернизацию БАМа. Другим мегапроектом, который намереваются осуществить силами осужденных, может стать очистка Арктики от скопившегося там за годы интенсивного освоения металлолома. Сегодня дорогостоящей «генеральной уборкой» занимаются военные. Привлечение заключенных, вероятно, удешевит процесс и принесет выгоду ФСИН.

Напрашивающиеся ассоциации с ГУЛАГом пугают общественность, но, по мнению собеседников Eurasianet.org, всё не так однозначно.

Если стимулом к работе будет смягчение наказания и сокращение сроков, идея заслуживает внимания, считает Валентин Гефтер.

«Концепция не дает ответа на вопрос о зачете сроков. Но в Минюсте готовится законодательное предложение [об этом]. Предполагается, что людей будут направлять в исправительные центры. Но, так как это район Крайнего Севера, предполагается согласие людей на то, что они туда поедут», – говорит Андрей Бабушкин.

Проблема не в том, что власти пытаются реставрировать ГУЛАГ, а в том, что они не готовы менять основы нынешней системы тюремного производства и создавать рабочие места для заключенных в «гражданской» экономике, полагает Гефтер.

Решением могло бы стать появление своего рода государственного кадрового агентства, связывающее работодателей и колонии.

«Нужно, чтобы не сам ФСИН занимался трудоустройством, а экономически грамотная, независимая структура, несущая ответственность и одновременно лишенная возможности заработать за счет осужденных», – подчеркивает директор Института прав человека.

Пробация

Больше половины преступников, выявленных МВД в прошлом году, – рецидивисты, гласит официальная статистика. Одна из причин – бедственное положение бывших зэков, многие из которых выходят на свободу с травмированной психикой, оборванными социальными связями и без гроша в кармане.

Облегчить ситуацию призвана система пробации, необходимость в которой наконец осознали и российские власти, до сих пор предпочитавшие сваливать ответственность на общество. 

Согласно концепции, институт заработает где-то между 2024 и 2030 годом. Помогать заключенным призваны уголовно-исполнительные инспекции ФСИН, сегодня надзирающие над условно осужденными.

Оба собеседника Eurasianet.org приветствуют идею, но как она будет реализована тоже неясно.

Концепция упоминает лишь о содействии экс-арестантам в бытовом устройстве, поиске жилья и работы, а также оказании им психологической и правовой помощи. Однако задачи пробации в странах, где подобная практика является нормой, намного шире.

Служба пробации должна принимать участие в судьбе арестованного еще до суда: собирать данные о его личности, социальном положении, окружении и так далее, чтобы наказание было адекватным. А затем – сопровождать подопечного в тюрьме и на воле. 

«Там около пятидесяти видов помощи, она очень многообразна», – говорит Андрей Бабушкин. Маловероятно, что сотрудники ФСИН справятся с таким объемом зачастую несвойственных им задач.  

«Уголовно-исполнительные инспекции можно, конечно, использовать в системе пробации, но сделать её только на их основе – значит вогнать в рамки, привычные для ФСИН. Нужна отдельная социальная служба, помогающая этим людям», – полагает Гефтер.

Будучи во многих отношениях шагом вперед, концепция развития тюремной системы страдает консерватизмом и размытостью, отмечают эксперты. В итоге благие пожелания могут обернуться профанацией и злоупотреблениями.