Skip to main content

Eurasianet

Main Menu

  • Регионы
  • Темы
  • Прочее
  • О нас
  • Поиск
  • Pассылка
  • English
X

Кавказ

Азербайджан
Армения
Грузия

Центральная Азия

Казахстан
Кыргызстан
Таджикистан
Туркменистан
Узбекистан

Другие регионы

Афганистан
Венесуэла
Евросоюз
Иран
Китай
Монголия
Пакистан
Сирия
США
Турция
Южная Корея

Зоны конфликтов

Абхазия
Нагорный Карабах
Южная Осетия

Восточная Европа

Беларусь
Молдова
Прибалтика
Россия
Украина
X

Политика

Внешняя политика
Выборы
Права человека

Экономика

Бизнес
Инновации и технологии
Россия: Успешные новаторы

Общество

Академические свободы
Культура и искусство
Мнения

Спецпроекты

Разворот России на Восток
Россияне и война
X

Фотоэссе

Блоги

X
Использование ключевых слов повысит точность поиска.
Восточная Европа, Россия

Россия: общество вырабатывает иммунитет к образу внутреннего врага

Риторика о внутренних врагах даёт сигналы чиновникам, но всё меньше впечатляет массы.

Иван Александров Aug 25, 2021
Участница одной из акций в поддержку Алексея Навального в 2021 году. (Фото: Michał Siergiejevicz, CC BY 2.0, bit.ly/3zgv5VK) Участница одной из акций в поддержку Алексея Навального в 2021 году. (Фото: Michał Siergiejevicz, CC BY 2.0, bit.ly/3zgv5VK)

Риторика Кремля о внутренних врагах работает всё хуже: она стимулирует силовиков и чиновников, но всё менее убедительна для обычных граждан.

Уверенность, что у России есть враги, разделяли 82% опрошенных «Левада-центром» в минувшем октябре – на 12% больше, чем десятилетием ранее (69-70%) и почти столько же, сколько в побившем все рекорды 2014-м.

Внешние недруги во главе с США – вне конкуренции: в топ-5 врагов РФ входят исключительно иностранные державы. Но кроме них россияне опасались внутренних врагов.

На первый взгляд, в них верило совсем не много граждан: в общей сложности 7% по версии «Левады». Чаще всего к «домашним вредителям» относили правительство, чиновников, депутатов, коррупционеров, Путина (в сумме 5% ответов). Враждебность к либералам или оппозиции испытывал лишь 1% респондентов. Еще 1% полагал, что «мы сами себе враги», что бы это ни значило.

Но подобные результаты, в действительности, не означают, что россияне опасаются лишь происков иностранцев. За последние годы Кремль приложил немало усилий, чтобы представить своих оппонентов внутри страны марионетками Запада. Например, в своей исторической «крымской речи» Владимир Путин называл противников аннексии полуострова «национал-предателями» и «пятой колонной». Таким образом, враги народа могут рассматриваться как элемент внешней угрозы.

Отождествление внутреннего и внешнего врага – не новость в истории. Одно из влиятельных объяснений Большого террора в СССР состоит в том, что Сталин стремился «очистить» страну от всех, кого рассматривал как «пятую колонну» и потенциальных коллаборационистов в случае войны. Та же параноидальная логика лежала в основе антисемитского дела Дрейфуса во Франции рубежа XIX и XX веков или маккартизма в США 40-50-х. 

«Существует универсальная схема [построения врага], действующая с конца XIX века. Внутренний враг опознается как инородное тело; как чужой, скрывающийся среди большинства граждан. Задача власти и “настоящих патриотов” состоит в том, чтобы этого чужого постоянно выявлять», --объясняет историк и политолог Илья Будрайтскис.

Как складывался образ врага

Идея о том, что внутриполитические оппоненты Кремля находится на содержании у его внешнеполитических конкурентов впервые прозвучала из уст Владимира Путина еще в 2007-м, задолго до того, как отношения России и Запада серьезно накалились.

«Им (врагам России) нужно слабое, больное государство. Им нужно дезорганизованное и дезориентированное общество, разделенное общество – чтобы за его спиной обделывать свои делишки, чтобы получать коврижки за наш с вами счет. И, к сожалению, находятся еще внутри страны те, кто “шакалит” у иностранных посольств…, рассчитывает на поддержку иностранных фондов и правительств, а не на поддержку своего собственного народа», – заявлял президент, выступая перед сторонниками накануне думских выборов.

По обыкновению, Путин не называл врагов по имени. Но было ясно, что речь шла о коммунистах («тех, кто в течение десятилетий руководил Россией, а в конце 80-х […] оставил людей без самых элементарных услуг и товаров») и людях из окружения Бориса Ельцина («тех, кто в 1990-е годы, занимая высокие должности, действовал в ущерб обществу и государству, обслуживая интересы олигархических структур»).

Позднее объектом травли стали лидеры внесистемной оппозиции, лидеры, возглавившие протесты с требованием честных выборов в 2011-2012 годах. В разгар массовых акций на Болотной площади Москвы Путин вновь обратился к киплинговским метафорам, назвав «бандерлогами» людей, «имеющих паспорт РФ, но действующих в интересах иностранного государства и на иностранные деньги».

О ком шла речь, стало окончательно ясно после выхода пропагандистских фильмов НТВ «Анатомия протеста» и «Анатомия протеста – 2», утверждавших, будто протестующие получают деньги за выход на площадь, а лидер «Левого фронта» (одной из заметных оппозиционных организаций тех лет) Сергей Удальцов вел переговоры с грузинскими парламентариями и беглыми олигархами, якобы собиравшимися профинансировать революцию в РФ. По мнению ряда экспертов, оба фильма грубо искажали или фальсифицировали факты.

Принятый в 2012-м первый закон об иностранных агентах юридически закрепил концепцию, согласно которой международные связи в сочетании с попытками повлиять на решения властей или общественное мнение трактуются как подрывная деятельность в интересах враждебных держав.

Тогда же в госпропаганду вплетается новый мотив, с тех пор её не покидавший – культурная война с «загнивающей» Европой и предполагаемыми разносчиками чуждых ценностей внутри страны.

Обвинив Запад в переоценке моральных норм, забвении национальных традиций и даже «признании равноценности добра и зла», Кремль ударил по престижу западного образа жизни и демократии в глазах россиян.  

Первой жертвой консервативного поворота стало российское ЛГБТ-сообщество, послужившее наглядным примером «нравственного разложения».

Закон о пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних и сопутствующая его принятию агрессивная (вплоть до призывов «сжигать сердца геев») информационная кампания привели к вспышке гомофобии. Протесты ЛГБТ-людей разгонялись полицией и праворадикалами; нападения и убийства приняли угрожающий размах, отмечал центр «Сова».

Позднее к репрессиям против ЛГБТ добавились санкции против граждан, придерживающихся «непатриотичных» версий отечественной истории. 

Кратковременный триумф пропаганды  

Идея о том, что внутри оппозиционного лагеря скрываются враги, пытающиеся разрушить Россию на деньги Запада, поначалу не пользовалась большой популярностью. В начале 2012-го лишь 13% опрошенных «Левада-центром» разделяли убеждение, что за протестующими стоят «западные спонсоры».

В мае 2013-го, когда движение за честные выборы уже сходило со сцены, митинги предыдущего года всё еще поддерживали 27% респондентов «Левады», почти столько же, сколько их не одобряли (30%).

Власти не пытались по-настоящему вовлечь массы в поиски внутренних врагов и борьбу с ними. Организованные в пику «болотным» протестам «путинги» на Поклонной горе или знаменитая речь начальника цеха «Уралвагонзавода» Игоря Холманских, пообещавшего «выйти с мужиками и отстоять стабильность», были, скорее, имитацией такого участия, считает Илья Будрайтскис. 

«Если вспомнить и борьбу с “космополитами” в эпоху позднего сталинизма или “коммунистами” в период маккартизма в Америке, то […] это были не просто кампании государственных органов. Рядовые граждане должны были писать доносы, срывать “антипатриотические” манифестации… В современной России подобная риторика работает как система сигналов для представителей государственной власти, а не как обращение к обычным гражданам. Кампания носит верхушечный характер и не предполагает активного действия снизу, извне государственных структур», – полагает собеседник Eurasianet.org.

Ситуация временно изменилась в середине десятых, когда на фоне украинского Майдана, «русской весны» и западных санкций против РФ страну охватила патриотическая эйфория.

«В 2014-2015 годах обращение к патриотическому большинству перестало носить исключительно пассивный характер. Например, открыто поощрялось вооруженное добровольное участие в конфликте на востоке Украины», – отмечает политолог.

В июне 2014-го 36%, а в ноябре 2015-го – 41% россиян заявляли о поддержке борьбы с «пятой колонной Запада». Осуждала подобные меры лишь примерно четверть опрошенных. Если в 2012-м 72% граждан ощущали потребность в какой бы то ни было оппозиции, то в 2014-2016-м – лишь 50-60%.

Эффективной оказалась и гомофобная пропаганда, семена которой упали на почву народных предрассудков. Если в 2012-м с утверждением, что геи и лесбиянки должны иметь равные права с другими гражданами соглашалось 46% опрошенных «Левадой», то в 2013-м – лишь 39%.

Все же, ненависть к оппонентам Кремля не зашла так далеко, как хотели самые радикальные охранители. Когда в 2016-м глава Чечни Рамзан Кадыров назвал противников Путина «врагами народа» и «предателями», предложив судить их за «подрывную деятельность», лишь 15% россиян по версии «Левады» и 24% по наблюдениям ВЦИОМ посчитали такие заявления вполне или скорее допустимыми.

«Данные [опросов] четко указывают на точку, в которой власть решила остановить низовую патриотическую активность... Всякое низовое участие сложно поддается контролю, и может привести к последствиям, которые изначально не планировались его инициаторами. Поскольку правительство предпочитает вертикальный способ управления и стремится исключить любые элементы политики и политизации, то после опыта 2014 года линия массового вовлечения людей в лоялистскую, патриотическую активность была остановлена», – полагает Будрайтскис.

Отрезвление

Конец десятилетия, ознаменовавшийся затяжной стагнацией в экономике, падением уровня жизни и непопулярной пенсионной реформой, принес изменения.

«Путинское большинство», до сих пор казавшееся почти незыблемым, стало сдуваться, а протестные настроения, особенно среди молодежи, расти. Всё это сказалось на отношении к внесистемной оппозиции, практически безальтернативным лидером которой сделался Алексей Навальный.

Он же стал главной мишенью государственной конспирологии, формирующей образ врага-либерала, стремящегося подорвать стабильность по указке западных хозяев.  

Тем не менее в 2019-м лишь 18% россиян, знавших о репрессиях против навальнистов, объясняли их защитой государства от «агентов западного влияния». Столько же полагали, что так власть борется с антикоррупционными расследованиями.

Еще рельефнее тенденцию отразило отношение россиян к «Московскому делу» против участников манифестаций за допуск независимых кандидатов к выборам в Мосгордуму. Больше половины (57%) респондентов «Левады» видели в нем попытку устрашить общественность и лишь 34% придерживались официальной версии о том, что арестовали экстремистов и организаторов массовых беспорядков.

Хотя власти и прокремлевские СМИ неоднократно объявляли Навального агентом ЦРУ, поддержка политика росла. В ноябре 2019-го его деятельность открыто одобряли 9% россиян, а год спустя (после неудачной попытки отравления) – 20%. Если бы в то время состоялись президентские выборы, Навальный мог бы собрать почти столько же голосов, сколько все соперники Владимира Путина на предыдущих выборах вместе взятые.

Недоверие к Навальному тоже усиливалось (с 25 до 50% между 2019 и 2020 годами). Однако версии о том, что он – агент Запада, шпион, предатель и тому подобное разделяли лишь 10-12% опрошенных.

Большинство высказывало обычные претензии избирателей к политикам: «много болтает», «врет», «слишком радикален», «думает лишь о собственной выгоде» и так далее.

Арест Навального, протесты в его защиту и последующая зачистка политического поля вновь изменили настроения. К нынешнему июлю поддержка оппозиционного лидера сократилась до 14%. Не одобряющих его деятельность – вчетверо больше (62%).

В то же время запрет организаций, связанных с Навальным, поддержало лишь 32% россиян. Чуть меньшая доля собеседников «Левады» – 27% – осудили меру.

Схожие результаты дал опрос «Левады», посвященный отношению россиян к нормам об «иноагентах»: 37% знающих об ограничениях верит официальному объяснению, тогда как 40% считает их способом давления на независимые общественные организации.

Иными словами, лишь треть населения сегодня считает внесистемных оппозиционеров врагами, с которыми следует бороться полицейскими методами.

Схожая тенденция наблюдалась и по отношению к ЛГБТ-людям. После всплеска в середине десятых гомофобные страсти улеглись.

В 2019-м равноправие ЛГБТ признавали или скорее признавали 47% респондентов «Левады» – столько же, сколько в 2012-м, и на 8% больше, чем в 2013-м. Противоположной позиции (полностью или скорее против) придерживались 43% против 47% шестью годами ранее.

Нетерпимость к ЛГБТ в России устойчива. В самом либеральном за историю наблюдений 1999 году «ликвидировать» или «изолировать» гомосексуалов хотели бы 38% населения, а в самом нетолерантном, 2015-м – 58%. Прошлогодний показатель – 50% – примерно соответствует 2008 году, когда «пропаганда гомосексуализма» еще не была криминализована, а ЛГБТ-активисты даже могли относительно безбоязненно проводить акции в центре Москвы.

За то, чтобы предоставить ЛГБТ-людей самим себе или оказывать им помощь, год назад высказался 41% участников опроса – больше, чем когда-либо с 1999 года.

Впрочем, поскольку «предоставить самим себе» может означать как «оставить в покое», так и «бросить на произвол судьбы», а под помощью можно понимать как поддержку, так и попытки исправить, о позитивной тенденции говорить рано.

Тем не менее можно констатировать, что годы пропаганды традиционных ценностей и стигматизации тех, кто в них не вписывается, оставили не слишком глубокий след в общественном сознании.

Кто верит во внутренних врагов?

Доля россиян, поддерживающих курс на подавление «пятой колонны», приблизительно соответствует уровню поддержки «Единой России» (около 30% по подсчетам ВЦИОМ).

Поскольку доверие партии изъявляют вдвое меньше людей, чем Путину (который является её фактическим, но не номинальным главой), можно предположить, что в «иноагентов», «бандерлогов» и «национал-предателей» сегодня верят лишь самые убежденные лоялисты.

Остальные, даже демонстрируя верность президенту, сомневаются в правомерности насильственной борьбы с внутренними врагами. 

По данным «Левады», лишь 40-50% респондентов, одобряющих деятельность Путина, считают оправданными преследования иноагентов и запрет структур Навального, тогда как 20-30% предполагаемых «путинистов» выступают против.

Таким образом, даже «путинское большинство» (или, скорее, путинская половина) россиян не готова безоговорочно принять разделение граждан на верноподданных и врагов. 

Поколенческий раскол общества, обнаружившийся в последние годы, отразился и на восприятии угроз. На пике «крымского консенсуса» в необходимости борьбы с «пятой колонной» были одинаково убеждены как те, кто больше доверял теленовостям (среди них и тогда было больше пожилых), так и более молодые пользователи, предпочитавшие интернет в качестве источника информации. В обеих группах одобрение правительственной политики составляло 46%. 

Сегодня так считают преимущественно убежденные телезрители (46%, как и шесть лет назад), только 36% читателей интернет-изданий и 29% узнающих новости из соцсетей.

Запрет движения Навального одобряет пятая часть молодежи и людей до 40 лет и почти половина (45%) респондентов старше 55-ти. 

Аналогичным образом выглядит и распределение ответов на вопрос об ЛГБТ. Нейтрально или положительно к ним относится 60% самых молодых (до 25 лет) респондентов и только 33% пенсионеров.

Антизападные и пропутинские настроения в среднем более характерны для менее образованных, и вестернизированных россиян, преимущественно провинциалов с невысокими доходами. Вероятно, и вера во внутренних врагов также интенсивнее именно в этих стратах.     

Так, терпимость к ЛГБТ демонстрирует 51% жителей мегаполисов и только 34% сельчан, 48% выпускников вузов и лишь 36% людей без высшего образования, 49% обеспеченных и 32% бедных.

Таким образом, сфера действия пропаганды, основанной на образе врага, всё более ограничивается наименее продвинутыми и наиболее легковерными гражданами, тогда как остальное общество постепенно вырабатывает иммунитет к подобным взглядам.

Сегодня конспирологическая риторика адресована, скорее, госаппарату, чем массам, убежден Будрайтскис.

«Приняли закон о нежелательных организациях, и местные органы власти или силовики должны предъявить результаты работы в этом направлении. То же касается и борьбы за духовно-нравственные ценности. Задан этот ориентир в новой Стратегии национальной безопасности – чиновники должны ему следовать. Сейчас мы видим такую же тенденцию, связанную с борьбой за патриотическую версию истории. Президент дал сигнал, последовал ряд публичных заявлений на более низком уровне, и дальше они, видимо, приведут к каким-то последствиям на уровне учебных заведений», – отмечает эксперт.

По его мнению, в обозримом будущем власти вряд ли прибегнут к услугам «патриотической» общественности для борьбы с оппонентами режима.  

«К низовой мобилизации можно прибегать лишь когда ты абсолютно уверен, что она не обернется против тебя, а такой уверенности с 2014 года у них явно стало меньше», – считает политолог.

Иван Александров – псевдоним российского журналиста.

Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).
 

Другие материалы по теме

Россия: война Кремлю всего дороже
Китай-Центральная Азия: когда ждать старта строительства железной дороги «Китай-Кыргызстан-Узбекистан»?
Россия-Восток: Путин полетит вместо дронов

Самое читаемое

Россия: война Кремлю всего дороже
Алексей Мартов
Eurasianet приглашает журналистов из Казахстана к участию в новой инициативе
Нагорно-Карабахская Республика прекращает существование, Азербайджан арестовывает ее бывших чиновников
Гейдар Исаев

Eurasianet

  • О нас
  • Команда
  • Вакансии
  • Перепечатка
  • Поправки
  • Контакты
Eurasianet © 2023