Преимущественно негативная реакция российской публики на движение «Black Lives Matter» в США показала, насколько общество в РФ заражено расизмом и стоит в стороне от дискуссий, сотрясающих западные страны, отмечали некоторые комментаторы.

Общественные движения в США и Западной Европе все чаще ставят под обстрел исторические сюжеты и фигуры, ассоциирующиеся с расизмом, колониализмом и фашизмом. Протестующие в США разрушают памятники рабовладельцам. В Британии демонстранты требуют убрать монумент в честь одного из вдохновителей колониальных захватов в Африке, Сесиля Родса. В Берлине предлагают избавиться от сомнительных топонимов, таких как Моренштрассе (буквально: улица мавров). В Испании предали земле прах диктатора Франсиско Франко.

В России государство стремится удержать дискуссии о прошлом под своим контролем, предлагая обществу «единственно верное» прочтение истории, отступление от которого может быть опасным.

Центральное место в этих усилиях занимает противодействие попыткам не согласованного с влястями анализа роли СССР во Второй мировой, квалифицируемым властями как «реабилитация нацизма».

В частности, обновленная Конституция содержит следующую норму: «РФ чтит память защитников Отечества, обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается».

«Государственный антифашизм» Кремля, на первый взгляд, служит тем же идеалам, что и политика памяти, принятая в ряде стран Запада, и развитая новым поколением антирасистов.

Доклад российского МИДа о «героизации нацизма» в ЕС презентует Россию в качестве борца с расизмом, ксенофобией и нетерпимостью.

Однако эксперты, опрошенные Eurasianet.org, уверены: применение «антинацистских» норм в самой России – крайне несовершенно, и в своих худших проявлениях, скорее, воспроизводит то зло, которое формально призвано искоренить.

Борьба с нацизмом или профанация?

За публичную демонстрацию, производство или продажу нацистской символики можно поплатиться штрафом или арестом на срок до 15-ти суток, гласит статья 20.3 КоАП.

Количество приговоров по ней росло все последние годы. В 2019-м «за свастику» осудили 2,3 тыс. человек, почти вдвое больше, чем в 2015-м.

Причиной массовости подобных обвинений является не рост популярности неонацизма (который, похоже, напротив, переживает упадок), а банальная погоня за статистикой, от которой зависит оценка работы полиции, считает директор информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский.

Скорректировать закон призывала как либеральная, так и патриотическая общественность, так как многие процессы такого рода носили анекдотический характер.

Например, в 2015-м суд города Северска в Томской области оштрафовал двух подростков за публикацию диснеевского мультфильма «Der Fuerer`s Face» («Лицо фюрера»). Мультик про утёнка Дональда Дака, снятый в 1943-м, высмеивает Третий рейх, однако в нем часто мелькает свастика. По этой причине лента попала в федеральный список экстремистских материалов (позднее ее реабилитировали).

В прошлом году студентку и левую активистку из Костромы Ирину Шумилову и подростка из Воронежа пытались привлечь за отрывок из другого диснеевского мультфильма – «Том и Джерри» – в котором мышонок олицетворял СССР, а кот – гитлеровскую Германию.

Подобные казусы возникают из-за неряшливости, с которой сформулирована первая часть статьи, запрещающая показывать нацистскую символику, вне зависимости от контекста, в котором она использована, отмечает Верховский.

В итоге объектом преследования часто становятся простые обыватели, не имеющие отношения к радикальному национализму.

Иногда дела о демонстрации нацистских символов служат инструментом давления на активистов оппозиции, в том числе с антифашистскими взглядами.

Так, Ирина Шумилова объясняет выдвинутое против нее обвинение обидой местного центра «Э» на критическую статью о его начальнике, размещенную в паблике костромского отделения «Левого блока».

«На следующий день (после публикации) ко мне в универ пришел участковый. Он сказал: “Шумилова? Я тебя ждал. Сейчас ты поедешь со мной”. К моему счастью из кабинета вышла преподавательница. Она заявила, что у меня пары, и [до их окончания] я никуда не поеду… Я безумно ей благодарна за эту восьмичасовую фору. К участковому я поехала уже с группой поддержки», – рассказывает девушка.

Часто использование нацистской символики становится поводом придраться к критическим высказываниям в адрес госчиновников (когда их риторически отождествляют с фашистами).

Например, в Вологде недавно оштрафовали активиста, выступавшего против вырубки сквера, посаженного ветеранами. Он снял видеоролик, в котором пририсовал нацистские фуражки к портретам губернатора и мэра.

В Москве задержали двух таджикских активистов, стоявших с плакатами, на которых президент Таджикистана Эмомали Рахмон сравнивался с Адольфом Гитлером. Схожее обвинение выдвинули против воронежского оппозиционера, опубликовавшего карикатуру на Владимира Путина в нацистской форме. 

Помогут ли поправки справиться с абсурдом?

В марте этого года КоАП дополнили поправкой, по которой демонстрация запрещенных символов не является нарушением, если «формирует негативное отношение» к фашизму, либо если в опубликованном материале нет признаков пропаганды или оправдания соответствующей идеологии.

Правозащитники приветствовали нововведение, но по-прежнему отмечают размытость формулировок закона.

«Если у нас есть фильм о войне, в котором бегают люди со свастикой на рукаве, то [обычно] понятно: они отрицательные персонажи, фильм их осуждает. Но если взять отдельный кадр из этого фильма, то [с точки зрения закона] неясно, кто плохой, а кто хороший. Осуждения идеологии не возникает, и кадр оказывается наказуемым», – объясняет директор центра «Сова» Верховский.

Исправленная статья все равно оставляет простор для произвола, так как власти по-прежнему не обязаны доказывать наличие экстремистского мотива у подсудимого, убежден Верховский.

«Несомненно, где-то есть идейные [неонацистские] агитаторы. Но, чтобы их отличить, формулировка статьи должна быть четкой. Надо написать в первой части: “публичная демонстрация… в целях пропаганды”», – говорит он.

Реальность оправдывает опасения тех, кто считает внесенные изменения недостаточными. Только в сентябре центр «Сова» зафиксировал шесть новых случаев неправомерных преследований за нацистскую атрибутику.

Административным арестам и штрафам подверглись двое левых активистов из Татарстана – за антифашистские картинки в соцсетях, либертарианец из ХМАО – за пристрастие к комиксам на исторические темы; омич, репостнувший патриотический ролик о подвиге ветеранов; любитель художественной фотографии из Биробиждана и саратовский торговец антиквариатом, пытавшийся продать копию каски солдата вермахта.

Сократила ли поправка количество приговоров по статье 20.3, будет ясно лишь после обнародования судебной статистики за первую половину года. Однако она не прояснит, какая доля приговоров приходится на идейных неонацистов, а какая – на случайных лиц (так как суть обвинений становится публичной лишь изредка).

«Можно сказать определенно, что за первые восемь месяцев этого года доля неправомерных наказаний по этой статье (в той небольшой части, которую мы знаем) не сократилась. Она оказалась такой же, как и годом ранее, несмотря на то, что пять из этих восьми месяцев уже действовала поправка», – отмечает Верховский.

Антифашизм на страже госпатриотизма

Нарушение уголовной статьи 354.1 («реабилитация нацизма») грозит штрафом до полумиллиона рублей или лишением свободы на срок до пяти лет.

Уголовная ответственность за отрицание злодеяний, установленных Нюрнбергским трибуналом, есть в законодательстве некоторых европейских стран. Однако российский Уголовный кодекс этим не ограничивается.   

Статья 354.1 карает сразу за три состава преступления: оправдание преступлений национал-социализма; распространение «заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны»; и оскорбление символов воинской славы или памятных дат, связанных с защитой Отечества.

Это делает опасным обсуждение спорных эпизодов Второй мировой войны как профессиональными историками, так и неспециалистами.

К примеру, в реабилитации нацизма обвинили калининградского блогера, написавшего сатирический рассказ, в котором Гитлер и Сталин произносят вымышленные монологи из ада. Автор считает, что победа СССР в войне лишь укрепила тоталитаризм в стране. Дело, получившее широкий общественный резонанс, позднее прекратили, но опасность повторения подобных казусов сохраняется, считает Александр Верховский. 

Не меньшую тревогу внушает норма о словесном осквернении воинских символов и дат (физическое осквернение мемориалов карается по статье «вандализм»).

Лишь немногие из 19 дней воинской славы известны широкой публике. Среди них есть и не имеющие никакого отношения ко Второй мировой.

Некоторые из этих дат встречают неоднозначную реакцию в обществе, например, День народного единства (4 октября), введенный, как считается, в пику годовщине Октябрьской революции.

Дату освобождения Москвы от польских войск в 1612 году традиционно используют националисты для проведения своих «русских маршей». Между тем, критический отзыв об идеологическом содержании праздника может привести к возбуждению уголовного дела по статье «реабилитация нацизма».

Последствия может иметь и критика так называемого «победобесия» (культа Победы, подчас принимающего гротескные формы). Так, видеоблогера из Кемерово обвиняют в оскорблении патриотических символов за ролик, в котором он ругает местные власти за плохое благоустройство города и избыточное украшение улиц накануне 9 мая.

Ситуацию усугубляет то, что официального перечня символов воинской славы не существует, отмечает директор центра «Сова». Это открывает простор для злоупотреблений.

Например, в Красноярске Следственный комитет преследует сторонника движения «граждан СССР», не признающего распад Союза. Он изобразил свастику, сложенную из георгиевской ленты, на фоне флага РФ (очевидно, желая не «реабилитировать нацизм», а дискредитировать постсоветскую Россию).

Лента дореволюционного ордена св. Георгия стала символом Победы в конце нулевых с подачи прокремлевских молодежных движений. Впоследствии она получила дополнительное значение, став атрибутом пророссийских сил в Крыму и на Донбассе. В этом качестве она запрещена в Украине.  

Случаи применения статьи 354.1 до сих пор были единичными. Однако в этом году Следком возбудил целую дюжину подобных дел.

Поводом к большинству из них стало размещение фото нацистских деятелей на сайте «Банк памяти», где потомки ветеранов публиковали портреты предков в рамках акции «Бессмертный полк».

Большинство подсудимых объяснили свои действия желанием пошутить. Некоторых шутников приговорили к обязательным работам и штрафам в сотни тысяч рублей.

Подобные поступки глупы и аморальны, но это еще не дает оснований для возбуждения уголовных дел, считает Верховский. По его мнению, следователями движут популистские мотивы (поскольку подсудимые не пользуются сочувствием в обществе).

«Холодная» и «горячая» память

Государственная политика памяти не способствует утверждению антифашистских ценностей в российском обществе, считает историк и политолог Илья Будрайтскис из Московской высшей школы социальных и экономических наук.

«Когда речь идет об официальной борьбе с нацизмом, то людьми она считывается исключительно как система табу на произнесение тех или иных имен или [использование] тех или иных символов. В то время как сама сущность этого исторического явления и возможность его отражения в настоящем совершенно от нас уходит», – говорит он.

Некоторые риторические ходы, используемые российскими властями в полемике с идеологическими противниками, внушают исследователю тревогу.

«Вся риторика борьбы с вырождением, с нетрадиционными ценностями подозрительно напоминает ту самую демагогию, которую использовали нацисты, выступая от имени “здорового большинства”. Если память о борьбе против нацизма и тех ценностях, которые лежали в основании этой борьбы, является для нас живой и горячей, подобная риторика не может не напрягать», – отмечает собеседник.

Следует различать «холодные» и «горячие» режимы памяти, объясняет ученый. В первом случае речь идет о политике, спущенной сверху, в которой общество никак не задействовано и выступает объектом начальственных указаний. В последнем – о реальной общественной дискуссии.

Наличие высочайше утвержденной и защищенной от критики снизу версии истории позволяет российскому государству презентовать себя как вечную, неизменную и непогрешимую сущность.

«Горячая» память, напротив, рассматривает официальное прочтение прошлого как одно из возможных, соответствующих интересам разных общественных сил.

По мнению эксперта, именно такой взгляд стал актуален на Западе в связи с «Black Lives Matter».

«Такой, “горячей”, памяти нам в России сегодня отчасти не хватает: и в виде дискуссий о прошлом, и в виде понимания того, как это прошлое соотносится с нашим настоящим, что оно может сказать нам о нашем сегодняшнем положении, противоречиях и конфликтах», – полагает Будрайтскис.