Экологические конфликты в Башкортостане и Кузбассе достигли высшей точки и закончились победой протестующих. Однако уступчивость властей вряд ли станет долгосрочной тенденцией. Пространство для мирного диалога между государством, инвесторами и обществом неуклонно сужается. 

Экология стала двигателем протестной активности пару лет назад, когда национальный резонанс получило упорное сопротивление строительству мусорного полигона «Шиес» в Архангельской области.

Многомесячное противостояние, сопровождавшееся атаками силовиков и ответными партизанскими действиями активистов, окончилось закрытием спорного объекта.

В прошлом году в РФ зафиксировали 482 экологических и градозащитных протеста (последние обычно связаны с защитой парков и скверов). Это почти вдвое больше, чем в 2018-м, констатирует Центр социально-трудовых прав.

Недовольство состоянием окружающей среды стало вторым после ущемления политических и гражданских прав мотивом оппозиционных выступлений.

Эпидемия COVID-19 на время сделала невозможным проведение акций протеста, в том числе экологических. Однако с ослаблением карантина борьба за чистую среду обитания вернулась в повестку дня, временами почти заглушая новости о протестах в Хабаровске и Беларуси.

Новые «горячие точки» вспыхнули в Башкортостане и Кузбассе, где интересы местных жителей столкнулись с планами добывающих компаний.

Шиес в Башкортостане

Около трех тысяч человек встали живой цепью на подступах к горе Куштау в Ишимбайском районе Башкортостана, чтобы не дать Башкирской содовой компании (БСК) вырубить лес на ее склонах и начать разработку известняка, необходимого для производства соды.

Спустя десять дней глава республики Радий Хабиров поставил точку в одиннадцатилетнем конфликте, озвучив формулу: «Нет компромисса – значит, Куштау не разрабатывается». Финальный аккорд внес Владимир Путин, раскритиковавший БСК и поддержавший ее национализацию.

Несколько недель до этого шиханы (так называют невысокие известковые горы в Приуралье) сотрясала борьба между защитниками природы и полицией, бойцами ЧОП и титушками, выступавшими на стороне содовой компании.

Силовики и погромщики не раз атаковали лагерь протестующих, вставших на пути спецтехники БСК. По словам очевидцев, против защитников горы применяли газ, дубинки и светошумовые гранаты (власти это отрицают). Многие активисты получили травмы; нескольких приговорили к административному аресту.

Сопки Торатау, Юрактау и Куштау являются домом для редких видов животных и растений, ценным геологическим памятником, туристической достопримечательностью, а также священным местом для многих жителей региона. Промышленники видят в них залежи высококачественного известняка, сжигаемого при производстве пищевой и каустической соды.

Долгие годы источником сырья служил шихан Шахтау в окрестностях Стерлитамака, от которого сегодня ничего не осталось. Месторождение будет исчерпано к 2022 году, утверждает БСК, после чего компания либо свернет производство, либо получит в разработку другой шихан.

Некоторые эксперты опровергают это мнение. Экологи обвиняют БСК в использовании устаревших технологий, из-за которых не только гибнут шиханы, но и образуется огромное количество отходов.

Компромисс, к которому содовики и власти пришли в 2018 году, состоял в «размене» шиханов: два из них, Торатау и Юрактау, объявили геопарком, а третий, Куштау, разрешили эксплуатировать. Решение возмутило общественность и привело к социальному взрыву, как только компания начала работы на спорной территории. 

Кузбассцы против угля

Одновременно схожее противостояние развернулось в Кузбассе, где жители поселка Черемза и окрестностей восстали против попытки угледобывающей компании «Разрез «Кузнецкий Южный» начать строительство углепогрузочной станции.

Автотрасса длиной в 25 км и погрузочный комплекс пропускной способностью не менее 5 млн тонн в год должны были связать семь угольных разрезов в окрестностях города Мыски с железнодорожной веткой. Власти согласовали инвестпроект.

В районе уже действует одна углепогрузочная станция, загрязняющая всю округу угольной пылью, рассказывает региональный координатор группы «Экозащита!» Антон Лементуев. Вещество может вызвать хронический бронхит, эмфизему и атракоз легких.

Угледобыча угрожает традиционным промыслам коренных малочисленных народов региона – шорцев и телеутов, представители которых активно участвуют в протестах.

О том, что в нескольких сотнях метров от Черемзы собираются строить опасный объект, жители узнали, когда в поселок вошла колонна тяжелой строительной техники.

Остановив ее, черемзинцы разбили палаточный лагерь. В течение трех месяцев они отбивали вторжения угольщиков. Кульминацией конфликта стали события 13 августа: люди встали цепью, чтобы помешать строителям обнести будущую стройплощадку забором. Приехавший ОМОН задержал нескольких протестующих.

Спустя несколько дней на митинг в Черемзу съехались сотни людей из двух десятков населенных пунктов. Они потребовали прекращения работ и отставки губернатора Кемеровской области Сергея Цивилева.

«Многие [жители региона] в курсе, что потребление угля в мире падает. Часть граждан выступает за диверсификацию экономики [Кузбасса] – чтобы не открывались новые предприятия», – объясняет позицию единомышленников Лементуев.

21 августа глава региона написал в Фэйсбуке: «Кузнецкий Южный» не смог наладить диалог с населением, поэтому правительство Кузбасса отменяет разрешение на строительство.

Однако, по словам активиста «Экозащиты», о полной победе говорить пока рано, так как власти продолжают преследовать активистов.

Дойти до красной черты

Оба конфликта развивались по одному и тому же «шиесскому» сценарию: вторжение строителей, появление лагеря протеста, мобилизация местных и приезжих добровольцев, физическое противостояние и разрядка, когда глава региона объявляет об уступках. 

«Шиес стал для нас учителем, – говорит один из организаторов лагеря на Куштау Руслан Габбасов. – Мы видели, как они боролись и победили. Эта победа сыграла ключевую роль».

По его мнению, решающим аргументом в споре о Куштау стала готовность защитников шихана к силовому столкновению.

«Он (Хабиров) поменял позицию, только потому, что… народ дошел до силового конфликта. Уверен, это не было его решением… Когда события перешли красную черту, в Москве поняли, что когда на востоке полыхает Хабаровск, а на западе – Белоруссия, еще одна горячая точка в центре России им не нужна. И дали указание Хабирову решать конфликт мирно», – убежден общественник.

В Черемзе протестующих было не так много, а конфронтация носила менее острый характер, но протест объединил жителей множества сел и городов, у которых есть свои претензии к угольщикам. По мнению Лементуева, это сыграло ключевую роль. 

Не исключено, что эскалация конфликта вокруг Куштау подтолкнула региональные или федеральные власти к решению погасить потенциально опасный очаг недовольства в Кузбассе. 

Экологические конфликты обостряют национальный вопрос

Уступчивость властей может объясняться и опасениями, что экологические протесты перерастут в волнения на национальной почве.

Незадолго до событий на Куштау Верховный суд Башкортостана запретил организацию «Башкорт», выступавшую, в частности, в защиту башкирского языка и против разработки шиханов. Лидеров «Башкорта» обвинили в национализме и экстремизме (правозащитники называют репрессии неправомерными).

«Это решение напрямую связано с Куштау. БСК и власть готовились к тому, что в середине лета начнут разработку. Организация «Башкорт»… проводила йыйыны (сходы), собрания ученых и экологов, пикеты, флэшмобы... Это и сыграло ключевую роль в ее запрете», – считает Габбасов, в прошлом сам активист «Башкорт».

По его словам, многие сторонники организации принимали участие в защите шихана. Цвета башкирского национального флага доминировали в протестах, несмотря на то, что в районе живут 42,3% русских, 40% башкир и 12,5% татар. 

«Национальный фактор сыграл ключевую роль… Наши предки поднимали восстания, основной причиной которых был незаконный захват башкирских земель… Я только что оттуда (из лагеря протестующих). Мы встречали одного из лидеров борьбы за Куштау Фаиля Алсынова (один из лидеров запрещенного «Башкорта», арестованный на 10 суток во время последних акций)… Подарили ему коня башкирской породы, одели в башкирскую одежду. Это было большое событие», – рассказывает Габбасов.

Экологические и этнические противоречия переплетаются и в Кузбассе. Шорская деревня Казас, расположенная в 30 км от Черемзы, сгорела при загадочных обстоятельствах в 2013-2014 годах. Ее жители выступали против добычи угля. Шорские организации называют происходящее геноцидом. Некоторые из их активистов были вынуждены эмигрировать после конфликта с угольщиками. Притеснения стали причиной критики России в ООН.

Регионалистские и националистические настроения просыпаются везде, где местное население вынуждено защищать свою землю от крупных компаний, часто воспринимаемых как пришельцы, поддерживаемые Москвой, отмечают эксперты.

О том, что Кремль боится подобных тенденций, свидетельствует недавнее ужесточение наказаний за сепаратистские призывы. Однако курс на устранение экологических барьеров для бизнеса повышает вероятность появления новых горячих точек. 

Возможен ли мирный диалог?

Драматического развития событий в Шиесе, Черемзе или на Куштау можно было избежать, если бы существовал эффективный способ согласовать интересы граждан и бизнеса.

Сегодня единственным таким механизмом, предусмотренным законом, является процедура государственной экологической экспертизы. Прежде чем строить что-либо, инвестор, в рамках процедуры госэкспертизы, обязан провести общественные слушания. Только после положительного заключения слушаний он может рассчитывать на получение разрешения на строительство своего объекта. Однако на деле такие обсуждения часто фальсифицируют или не проводят вовсе (как это было в случае с Куштау и Черемзой).

Экоэкспертиза – довольно обременительная для предпринимателей практика.

«Общественные слушания проводятся уже в тот момент, когда заказчик вложился в разработку [проектной] документации, определился с местом размещения объекта, потерял много времени и большие средства. Ему не хочется поворачивать обратно. Часто это безвыходная ситуация: либо здесь и сейчас [строить], либо никогда», – говорит руководитель рабочей группы «Охрана окружающей среды» общественного совета при Минприроды Александр Федоров.

Это одна из причин, по которым крупные компании зачастую саботируют диалог с общественностью, полагаясь на силовые методы и админресурс. По мнению Федорова, этому способствует бесправие муниципальной власти, полномочия которой урезали в рамках реформы местного самоуправления.  

«Главная проблема заключается в том, что муниципальные органы власти не несут ответственности за свои действия перед жителями, потому что, как правило, назначены "сверху". Муниципальный бюджет федеральным законом выстроен так, что у местной власти нет возможности и желания проявлять инициативу, поскольку его формирование целиком зависит от доброй воли региональных органов власти», – считает эксперт.

В итоге, добавляет Федоров, формальные механизмы практически неработоспособны или отсутствуют, и единственное, что остается экоактивистам, – коллективные прямые действия по защите благоприятного состояния окружающей среды.

«Когда власть встает на сторону олигархата, законы начинают работать на власть и олигархат. Народ никто не слушает. [Власть имущие] идут против закона, который сами же издавали, обходят все мыслимые и немыслимые юридические нормы», – говорит Руслан Габбасов.

Институт экоэкспертизы не раз пытались ослабить в угоду бизнесу. С некоторых пор для этого есть политическое основание – реформа, известная как регуляторная гильотина. Она призвана «отсечь» избыточные с точки зрения бизнеса обязательные требования, в том числе в сфере экологии.

Недавно экспертизу отменили для объектов транспортной инфраструктуры, в том числе на территории, прилегающей к Байкалу.

Минприроды анонсировало инициативу, грозящую окончательно превратить общественные обсуждения спорных инвестпроектов в пустую формальность.

Проект поправок в положение об оценке воздействия на окружающую среду, находящийся на рассмотрении рабочей группы по «регуляторной гильотине» в правительстве, позволит заказчику объекта по соглашению с местными чиновниками не проводить публичные слушания, ограничившись опросом общественного мнения.

«Смысл общественных слушаний в том, что люди могут очно выслушать [инвестора], задать ему вопросы, прояснить для себя [сущность проекта] и составить мнение. При опросе мнения не выработаешь, потому что идет одностороннее, одноканальное общение», – объясняет Федоров.

Поправки относят государственную и общественную экспертизу проекта на стадию, когда его конкретные технические характеристики еще не известны. Таким образом, населению представят обещания инвестора, зачастую сильно расходящиеся с реальностью, отмечает эксперт.

Если эти планы реализуют, местным жителям станет еще труднее предотвратить вторжение «оккупантов», будь то угольная компания или мусоросжигательный завод. Это укрепит позиции тех защитников природы, кто считает, что единственным веским аргументом в споре с властями и корпорациями является прямое действие.