Россия: Станет ли война социальным лифтом для её участников?
Пытаясь заинтересовать россиян в войне, пропаганда убеждает их в том, что участие в «СВО» может стать превосходным карьерным трамплином. Факты говорят, скорее, об обратном.
Потенциальных добровольцев заманивают не только баснословными по меркам малоимущих выплатами, отсрочкой платежей по кредитам или амнистией, но и обещаниями заманчивых карьерных перспектив в будущем. Некоторые прокремлевские политики и публицисты даже утверждают, что ветераны составят костяк новой, «патриотической», элиты.
Учитывая, что львиная доля контрактников, добровольцев и мобилизованных происходит из депрессивных регионов и бедных социальных слоев, подобное развитие событий стало бы своего рода революцией.
Однако ничего подобного, видимо, не предвидится. Речи о том, что вчерашние фронтовики пополнят ряды депутатов и чиновников, слабо подкрепляются фактами. А широко разрекламированные квоты для участников «СВО» и их детей при поступлении в вузы отнюдь не гарантируют успеха в жизни.
В итоге большинство добровольцев, контрактников, мобилизованных и их близких не только не получат пропуск в средний класс, но и рискуют опуститься на социальное дно.
Кто был ничем, тот станет всем?
Пищу для рассуждений на тему «ветераны как новая элита» дал Владимир Путин. Выступая с посланием к Федеральному собранию, он пообещал, что офицеры и сержанты, хорошо проявившие себя на фронте, будут иметь приоритет в продвижении на руководящие должности – причем, как в армии, так и на гражданской службе.
Позднее Путин повторил свой тезис, обратив внимание замглавы своей администрации Сергея Кириенко на политрука-добровольца по имени Илья Штокман.
Одним из способов претворить президентское указание в жизнь стало участие фронтовиков в региональных выборах. В начале года «Ведомости» сообщали о том, что АП дала «зеленый свет» партиям, желающим задействовать фронтовиков в своих кампаниях.
В преддверии сентябрьского голосования все думские фракции (пожалуй, за исключением «Новых людей») эксплуатировали ветеранскую тему. Однако на деле участники «СВО» составили ничтожную долю из 81 тыс. кандидатов, претендовавших на 33 тыс. мест в парламентах разных уровней.
Особенно красноречиво выглядит ситуация в «Единой России». В её праймериз участвовало 15,5 тыс. претендентов, из которых лишь 150 позиционировались как «участники спецоперации».
При этом непосредственно ветеранов из них было чуть больше половины – 81 человек (по другим данным – 75). Остальные – различные зет-волонтеры, врачи и тому подобное. В итоге, депутатами стала лишь сотня единороссов с опытом «СВО».
Впрочем, говорить о том, что даже этой сотне людей «спецоперация» предоставила социальный лифт – не приходится, поскольку значительное количество «Z-кандидатов» составили депутаты, совершившие ритуальное «паломничество» в Украину. Например, депутатом краевой думы Ставрополья стал Олег Петровский, до поездки на фронт возглавлявший местную телерадиокомпанию и бывший депутатом. В заксобрание Забайкалья прошел бывший сити-менеджер Читы Александр Сапожников, успевший повоевать в перерыве между назначениями.
То, что ставка на фронтовиков, о которой много говорили, так и не была сделана, может объясняться несколькими причинами.
Одна из них – в том, что «окопные» кандидаты не приносят партиям и администрациям ни денег, ни необходимых для управленческой работы знаний, связей и навыков, считает политолог Александр Кынев.
Не приносят они и голосов избирателей, для которых «СВО» – настолько тревожащая и неприятная тема, что организаторы предвыборных кампаний всячески старались её избегать.
Показательной является ситуация в Хакасии, где за губернаторское кресло соревновались действующий глава региона, коммунист Валентин Коновалов, и единоросс, участник полномасштабного вторжения Сергей Сокол. В итоге Сокол был вынужден снять свою кандидатуру (формально – из-за болезни). Однако, по мнению ряда комментаторов, истинной причиной стали его низкие рейтинги. «Ну ветеран, а почему он должен главой-то быть?», – интерпретирует доминирующее в республике настроение близкий к Кремлю источник «Медузы».
Не исключено также, что массовый приход ветеранов в политику может пугать Кремль непредсказуемыми последствиями для стабильности режима. Мятеж Пригожина, бичевавшего «жирную и беспечную жизнь» элиты, противопоставляя ей людей, которые «бьются за Россию-матушку», наглядно показал властям, чем чревата политизация фронта. Демонстративная посадка Игоря Стрелкова, также пытавшегося говорить от имени «рассерженных патриотов», свидетельствует о том, что урок усвоен.
Не видно и активного продвижения участников «спецоперации» на должности в госаппарате.
Создать трехпроцентную квоту для ветеранов на трудоустройство в госорганах недавно предложил лидер «справороссов» Сергей Миронов, однако о дальнейшей судьбе инициативы ничего не известно. Между тем, без подобных гарантий недавние слова Пескова о том, что российские чиновники не испугаются принять в свои ряды «мужиков», вернувшихся с войны, выглядят пустой болтовней.
Отдельные регионы ставят подобные эксперименты. Так, в Ставропольском крае стартовал кадровый проект «Защитники», предполагающий, кроме прочего, пятипроцентный резерв вакансий для ветеранов в органах власти. Местные эксперты прославляют инициативу, не жалея пышных эпитетов: её называют «первой в своем роде», «реальным социальным лифтом» и «прозрачным механизмом вхождения участников СВО во власть».
Правда, единственным примером «обновления элиты» на Ставрополье пока является избрание вышеупомянутого Петровского, который вовсе не является человеком, которому нужен социальный лифт.
О том, что ветераны «СВО» пополнят кадровый резерв госслужащих, заявляли также в Карачаево-Черкесии и Приморье. Возможно, подобные планы есть и в других регионах. Но пока ничто не говорит о том, что практика обещает стать массовой.
Этому препятствует, в частности, то, что среди воюющих в Украине не так уж много людей с высшим или средне-специальным образованием (которое обязательно для поступающих на госслужбу), объясняет эксперт по социально-трудовым отношениям, бывший замминистра труда РФ Павел Кудюкин.
Кроме того, людей, вернувшихся с фронта и задумавшихся о дальнейшей карьере, не так много, поскольку мобилизованных с войны не отпускают.
Федеральных законов, облегчающих ветеранам «спецоперации» процесс трудоустройства (не только на госслужбе, но и в частном секторе) до сих пор не принято. Из регионов лишь Забайкалье обязало бизнес нанимать вернувшихся из Украины бойцов в приоритетном порядке. По мнению Кудюкина, мера вряд ли окажется эффективной, поскольку российские компании прекрасно умеют обходить подобные требования.
Напротив, бывшие бойцы столкнутся с дискриминацией на рынке труда, так как физические и психические травмы, полученные ими на фронте, сделают их ущербными в глазах работодателей.
Впрочем, нельзя сказать, что власти совсем не заботятся о социальных лифтах для ветеранов. Только эти лифты «везут» на куда менее престижные этажи социальной иерархии.
Например, из бывших участников «СВО» будут готовить учителей – об этом сказал министр просвещения Сергей Кравцов. Специально под таких людей создали новый учебный предмет – «Основы безопасности и защиты Родины», напоминающий начальную военную подготовку в советских школах. Вероятно, для некоторых бойцов педагогическое поприще может стать привлекательным. Однако в целом, хотя спрос на учителей и растет, профессия, мягко говоря, не относится к модным и высокооплачиваемым.
Земля за службу
Ещё одна популярная среди чиновников идея – посадить ветеранов на землю, как поступали ещё римские императоры и русские цари. О подобных планах, с подачи Путина, объявили уже с полсотни регионов, включая оккупированные Крым и Севастополь, Кубань, Подмосковье, Ленобласть и так далее.
Практика раздачи земель за службу в постсоветской России не нова. Задолго до полномасштабного вторжения подобной привилегией пользовались прошедшие Афганистан, Чечню и другие «горячие точки». Однако ждать обещанного им часто приходилось десятилетиями. Например, в Воронежской области бывшие военные стоят в очереди на землю по 12-30 лет.
Ветеранам «спецоперации» землю обещают чуть ли не на следующий день после возвращения из командировки в Украину, писало издание «Верстка». Некоторые из них уже получили наделы. В некоторых местностях к новым улицам, предназначенным для «героев СВО», уже тянут коммуникации (обычным гражданам этого приходится ждать годами).
Такая щедрость, по-видимому, объясняется желанием завлечь как можно больше россиян на военную службу. Однако во многих случаях «пряник» оказывается не таким уж сладким.
Например, в аннексированном Крыму ветеранам выделили непригодную для жизни землю в сухой и каменистой степи, сообщало Радио «Свобода».
Размеры наделов, по данным «Верстки», варьируются в диапазоне от четырех до двадцати соток – достаточно для постройки дома или дачи, но слишком мало, чтобы заниматься фермерством.
Таким образом, нынешние «служилые люди» едва ли смогут претендовать на статус «новых дворян». Скорее, речь идет об очередной утопической попытке властей затормозить отток людей из сельской местности, а не помочь ветеранам (значительная часть из которых происходит из глубинки) встроиться в современную экономику.
Z-абитуриенты
Пожалуй, единственной привилегией, которая, в перспективе, могла бы дать ветеранам и их потомкам шанс на лучшее будущее, являются «СВО-квоты» для поступающих в вузы.
В прошлом году Путин подписал указ, а затем – закон, закрепляющий за детьми участников вторжения и ими самими не менее 10% бюджетных мест в университетах. Некоторые категории абитуриентов (например, детей погибших) освободили от вступительных экзаменов.
Привилегия пока является, скорее, пожеланием, чем реальностью, в том числе потому, что большинство ветеранов ещё не достигли возраста, когда они могли бы иметь детей-абитуриентов.
В нынешнем году в российские вузы было зачислено около 7 тыс «квотников». Это почти в 10 раз меньше, чем десятая часть бюджетных мест, которых, по словам министра образования, в этом году было выделено 600 тыс.
В Москве и Петербурге, где сосредоточены лучшие вузы, таких студентов – по несколько сот человек (около 300 в первой и примерно 800 во втором). При этом непосредственные участники боевых действий составляют, по оценке Минобрнауки, лишь 10% поступивших по «СВО-квоте», то есть менее тысячи человек на всю страну.
Тем не менее вузы (включая элитные) всячески подчеркивают свою готовность выполнить предписание. Например, Вышка, ещё недавно пользовавшаяся репутацией самого либерального университета, рапортовала о том, что приняла в свои стены 190 «квотников» (тридцать из которых вуз будет учить за собственный счет); РАНХиГС – 509, МГУ – 115.
На фоне отчислений антивоенно настроенных студентов и увольнений инакомыслящих преподавателей, стремление властей наполнить вузы детьми военных выглядит как ещё один шаг к превращению высшей школы в кузницу лояльных режиму кадров.
К тому же, как опасаются многие, приток «квотников» отрицательно скажется на качестве образования. «На преподавателей будут давить, заставляя ставить им положительные оценки, независимо от того, кто как учится. Это будет демотивировать окружающих студентов», – считает Кудюкин.
Однако семьям участников войны такая мера действительно дает надежду. Определенную роль в этом играют воспоминания о советском прошлом, когда аналогичные льготы позволили многим вчерашним фронтовикам Великой отечественной быстро подняться по социальной лестнице.
По мнению собеседника Eurasianet.org, подобные сравнения некорректны.
«Для довоенного колхозника повышение статуса до учителя было огромным достижением. Сейчас это не так… В прошлом ЕГЭ сделал возможным поступать в престижные вузы выходцам из непривилегированных социальных групп. Но, если смотреть на тех, кто устраивается на хорошую работу, то тут работает социальный капитал: связи родственников, рекомендации преподавателей и тому подобное», – говорит Кудюкин.
Даже если через несколько лет план по приему будет выполнен, открытым остается вопрос о том, насколько хорошим социальным лифтом может быть высшее образование в РФ.
Как и во многих других странах, диплом вуза в России обеспечивает его обладателю значительно более высокие – в среднем, по Росстату, на 60-70%, – заработки. Однако, даже при таких условиях средняя зарплата дипломированного специалиста составляет в России 53-75 тыс. рублей в месяц, что сопоставимо с зарплатой курьера в крупном городе.
Нехватка высокооплачиваемых вакансий в российской экономике приводит к тому, что, по официальным данным, немногим более половины (а по неофициальным – ещё меньше) выпускников высшей школы находят себе работу по специальности.
Лифт в никуда?
Предсказать, как будет выглядеть рынок труда через несколько лет, когда нынешние первокурсники будут искать себе применение, довольно сложно. Но есть все основания сомневаться, что деградирующая под давлением войны и санкций экономика будет способна обеспечить молодым профессионалам приемлемый уровень жизни.
Что касается денег, заработанных на войне, то некоторые ветераны, вероятно, распорядятся ими с умом, что будет способствовать социальной мобильности.
«Люди со стремлением приподняться наверняка будут среди тех, кто уцелеет. Они попробуют не потратить и не пропить эти деньги; преумножить их, положив на депозит; попробовать пристроиться в более крупном городе», – полагает Кудюкин.
Однако, любая война — крайне травмирующий опыт, и почти всем ветеранам требуется реабилитация и помощь в возвращении к нормальной жизни. Однако, учитывая отсутствие в России системы адаптации и реабилитации вернувшихся с войны, очень многие сопьются и уйдут в криминал, как было и после предыдущих войн, добавляет Кудюкин.
В итоге, «социальный лифт», которым, как уверяет пропаганда, является участие в войне, может оказаться ловушкой внутри охваченного пожаром здания.
Азамат Исмаилов – псевдоним журналиста, специализирующегося на России.
Подписывайтесь на бесплатную еженедельную рассылку Eurasianet (на английском языке).