Государственная статистика заявляет о единичных случаях забастовок в России, в то время как на самом деле ежегодно их проходит по нескольку сотен.

Наиболее частой причиной протестов становятся трудовые конфликты. При этом власти зачастую подавляют эти акции силовыми и административными методами, не решая саму проблему.

Утешительная статистика

Если верить официальной статистике, случаи забастовок в России единичны. В 2017 году Росстат зафиксировал всего одну забастовку, в 2013-2016 годах — от двух до пяти в год. При этом в 2005 году Росстат отчитался о 2,6 тыс. забастовок, в 1992-м — о 6,3 тыс. Резкое снижение официально зарегистрированных забастовок произошло в 2006 году (восемь акций), и в дальнейшем их количество оставалось стабильно низким, несмотря на пережитые за эти годы Россией два экономических кризиса и прочие потрясения.

Ситуация кажется странной, учитывая низкий уровень зарплат в России и формально высокий процент членства в профсоюзах. Согласно официальной статистике, среднемесячная зарплата в первом полугодии 2018 года составила 37,6 тыс. рублей, или $568. По данным Международной организации труда, в 2015 году профсоюзы объединяли 30,5% российских трудящихся. Это больше, чем в часто и много бастующей Франции, где доля организованных работников — 7,9%. Самая крупная в России Федерация независимых профсоюзов (ФНПР), по информации РБК, объединяет 20 млн человек, или примерно 26% работоспособного населения.

Сколько забастовок проходит на самом деле

Специалисты рисуют не столь идиллическую картину забастовок.

Согласно мониторингу Центра социально-трудовых прав (ЦСТП), в первом полугодии 2018 в России произошло не менее 122 трудовых протестов, в том числе 58 стоп-акций (так авторы исследования называют наиболее радикальные акции, сопровождающиеся остановкой или замедлением темпа работ). В 2017 году в поле зрения ЦСТП попало 334 трудовых протеста, в 2016-м — 419, в 2015-м — 409. Причем в 2008-2014 годах в среднем проходил 241 такой протест в год.

«Меняется [сокращается] количество менее радикальных акций — митингов, пикетов. Количество стоп-акций при этом остается стабильным [растет их доля]. Возможно, это связано с [не включенными в мониторинг] пенсионными митингами. Часть энергии ушла в них, но ее снова загнали внутрь. Куда она пойдет дальше — неизвестно», — сказал Eurasianet.org ведущий специалист социально-экономических программ ЦСТП Петр Бизюков.

Председатель ФНПР Михаил Шмаков говорил в 2016 году о том, что ежегодно проходит «не менее 150-170 забастовок».

Несогласованные акции эффективнее законных забастовок

Забастовки в России юридически не запрещены (право бастовать гарантировано 37 статьей Конституции). Однако Трудовой кодекс затрудняет их проведение. «Процедура объявления забастовки очень сложная и оставляет много лазеек для работодателя, что позволяет объявить забастовку незаконной при любом раскладе», — сообщил Eurasianet.org профсоюзный активист Дмитрий Кожнев.

Законная процедура объявления забастовки исключает эффект неожиданности: о предстоящей акции организаторы обязаны за 5-7 дней уведомить работодателя. Чтобы легально приостановить работу, необходимо пройти бюрократические процедуры разрешения коллективного трудового спора, примирения сторон с участием госорганов и организовать конференцию работников, представляющую более 50% трудового коллектива.

«Эффект забастовки — в том ущербе, который она нанесет работодателю, а российский законодатель делает все, чтобы эти неприятности снизить. Получив уведомление [о забастовке], работодатель бежит в суд, подает иск [неважно, обоснованный или нет] о признании забастовки незаконной. Суд выносит решение о [временном] запрете забастовки до тех пор, пока не решит, законна она или нет. Но по российскому законодательству, забастовка, не начатая в срок, уже не может быть возобновлена. Приходится заново проходить все процедуры», — отмечает Кожнев.

Профсоюзы обходят ограничения, организуя так называемые итальянские забастовки — предельно строгое исполнение всех должностных обязанностей и правил. Одна из них произошла в июле 2018 года на автозаводе «Фольксваген груп рус» в Калуге. Пользуясь противоречиями в должностных инструкциях, около 500 водителей погрузчиков и штабелеров, подвозящих детали на производственные линии, сбавили скорость с 10 до 5 км/ч, что привело к перебоям в поставках комплектующих.

По оценке председателя Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация» (МПРА) Дмитрия Трудового, каждая минута задержки стоила компании 1 тыс. евро. В итоге «Фольксваген» согласился обсудить с профсоюзами планы компании по выводу части рабочих мест на аутсорсинг.

Как власти подавляют трудовые протесты

«Как правило, после начала забастовки первыми оказываются на рабочих местах полицейские. Их роль — запугивание бастующих. Следом появляются чиновники, которые тоже пытаются угрожать. Последняя забастовка на Камчатке [в ноябре 2018 года на руднике «Аметистовое» компании «Золото Камчатки»] — пример того, как государство вмешивается в конфликт на стороне работодателей. Особенность этой забастовки в том, что она происходила в труднодоступном районе, куда привозят вахтовиков (временных рабочих из других регионов). Их подавили, потому что такие же проблемы есть и на соседних предприятиях. Победа забастовки в одном месте привела бы к цепной реакции», — считает Дмитрий Кожнев.

Одним из наиболее типичных неконструктивных форматов, в котором власти общаются с бастующими, это формат «барин-крепостной». Такой вывод делают аналитики Центра экономических и политических реформ (ЦЭПР) в мониторинге социальной напряженности в регионах России за 2016 год.

Примером подобной реакции стало давление на шахтеров компании «Кингкоул» в Ростовской области, которые бастовали из-за невыплаты зарплаты. Попытку протестующих выехать в Москву, чтобы обратиться к федеральным властям, блокировали, объявив в городе антитеррористическую операцию «Анаконда». Шахтерам поступали угрозы, на выездах из города стояли кордоны, задерживавшие транспорт, в СМИ распространялась заведомо ложная информация, утверждается в мониторинге.

Причины протестов

Большинство трудовых протестов в России вызваны невыплатой зарплаты. Эксперты ЦСТП называют неплатежи «суперпричиной» (57% протестов), отодвигающей на задний план остальные мотивы недовольства: низкую зарплату, плохие условия труда, сокращения штатов и т. д. Как правило, к активным действиям работники переходят, когда просрочка долга достигает нескольких месяцев.

«Главный мотор трудовых протестов — неплатежи. Все остальное имеет для работников невысокую значимость. К чему думать о промокших ногах, когда вам угрожают разбить голову? В 2013 доля неплатежей снизилась и [впоследствии] стала расти доля других, рыночных, причин. Но сейчас снова идет эскалация протестов из-за неплатежей. Это — специфически российская особенность, непонятная иностранцам. Даже в Грузии другая структура причин протестов. Там из-за невыплат зарплат происходит только 6% стоп-акций. У нас за 2016-2017 год — 56%», — утверждает Петр Бизюков.

По данным Росстата, на 1 октября 2018 года 416 организаций имеют перед 49 тыс. работниками 3,1 млрд рублей просроченной задолженности по зарплате. «В статистической отчетности крупных предприятий есть специальная форма о просроченной задолженности. Эти документы стекаются в Росстат. Но, во-первых, далеко не все работодатели заполняют эти формы, во-вторых, существует теневой сектор экономики, который вообще ни перед кем не отчитывается, и, в-третьих — множество мелких контор не входит в учетный круг», — говорит Бизюков.

Кроме того, в теневом секторе в случае конфликта с работодателем неформальны занятым почти невозможно доказать факт трудовых отношений, не говоря уже о сумме задолженности. По информации Госинспекции по труду, на невыплату зарплаты или расчета при увольнении за год пришлось 50% (37 тыс.) жалоб.

«Субподряд — тоже теневая экономика, зона вне контроля. Городские власти нанимают фирмы, которые используют мутные схемы найма. Они принимают водителей на работу лишь при наличии собственного автомобиля, называя их «частными [индивидуальными] предпринимателями», а себя — «держателями маршрута». Замаскированные трудовые отношения распространены и в других отраслях», — утверждает Бизюков. По мнению эксперта, власти сознательно закрывают глаза на проблему неплатежей.

Власти могут быть в сговоре с бизнесом

«Даже в Москве кидалово — в порядке вещей. На господрядах, скажем, при строительстве Московского центрального кольца, людям не просто задерживают зарплату, а не платят ее вообще», — убежден Дмитрий Кожнев, имея в виду серию забастовок сотрудников строительных кампаний «СМУ Ингеоком», «СМУ 77», «Горизонт». Аналогичными конфликтами сопровождалось строительство новых участков метро в Петербурге. В марте 2018 забастовка сотрудников «СМУ-11 Метрострой» прервала прокладку тоннеля между строящимися станциями, писал «Коммерсантъ».

По данным ЦСТП, в строительной сфере на общее число трудовых протестов приходится 19% радикальных акций. Еще большая доля — 26 % — приходится на протесты на городском пассажирском транспорте.

«Рекордные случаи, такие как многолетняя невыплата зарплат шахтерам «Кингкоул», где зажали треть миллиарда, немыслимы без пособничества властей, — считает Петр Бизюков. — Государство давит на бизнес коррупцией, но при этом дает работодателям возможность давить [на] работников. Неплатежи — один из самых эффективных механизмов обеспечения дополнительных денег, чтобы платить откаты чиновникам».

По его мнению, несовершенный закон о забастовках и давление на профсоюзы подталкивают нереализованную протестную энергию к тому, чтобы в будущем, возможно, выплеснуться на площади.