В России развернули борьбу с фальшивыми новостями о короновирусе. Силы полиции, ФСБ и Следственного комитета брошены на то, чтобы, как гласит официальное объяснение, предотвратить панику, дезориентацию населения и отразить кибератаки иностранных недоброжелателей.

Однако на практике репрессии чаще направлены против встревоженных обывателей, критиков власти и журналистов, чем против опасных злоумышленников. Преследования не столько защищают от паники, сколько подавляют критику, уверены специалисты.

Чрезвычайное законодательство

Принятый в 2019 году закон «о фейковых новостях» (№31-ФЗ) (и соответствующие поправки в КоАП) в первоначальной версии грозил распространителям ложных сообщений, угрожающих жизни, здоровью, имуществу или общественному порядку, штрафом от 30 тыс. до 100 тыс. рублей. Интернет-ресурсы, публикующие фальшивые новости, могут быть заблокированы.

С апреля 2020 года ответственность за фейки серьезно ужесточили. Нарушение новых уголовных статей 207.1 и 207.2 УК РФ чревато ограничением свободы до трех лет (запретом на передвижение) и до пяти лет лишения свободы соответственно, если фейк касается обстоятельств, представляющих «опасность жизни и безопасности», в первом случае, или если он повлек вред здоровью или смерть – во втором. Под категорию обстоятельств, связанных с опасностью для жизни и безопасности, подпадают темы, связанные с эпидемиями.

«Ложная информация распространяется молниеносно, приводит к панике, дезориентирует граждан, наносит им прямой психологический ущерб и препятствует принимаемым в стране мерам по недопущению ухудшения ситуации… Речь идет о распространении заведомо недостоверной информации, то есть когда лицо осознает недостоверность информации и тем не менее осуществляет ее распространение», — объяснил необходимость новых санкций председатель комитета по госстроительству и законодательству Госдумы РФ Павел Крашенинников.

Однако практика применения новых норм заставляет усомниться, что в поле зрения силовиков попадают лишь сознательные фальсификаторы.

Кого преследуют за фейки о коронавирусе

«Всего за месяц существования [уголовной] статьи 207.1 нами отслежено семнадцать дел [возбужденных по ней]… Что касается [аналогичной административной статьи], то по ней произошел рост [числа дел]. За весь 2019 год [их] было всего 13, а с момента начала эпидемии их количество выросло вдвое: пять дел в марте и порядка двух десятков за апрель», — говорит адвокат международной правозащитной группы «Агора» Станислав Селезнев.

В начале марта, когда официальная статистика фиксировала всего три случая заражения COVID-19 в стране, компания Group-IB (занимается кибербезопасностью) сообщила о массовом «информационном вбросе» о том, что власти якобы скрывают истинный масштаб эпидемии. Тогда же президент РФ Владимир Путин, по данным «Интерфакса», заявил, что вбросы «организованы из-за границы».

Между тем предположения, что государство занижает число пациентов с коронавирусом и смертность от болезни, высказывали и в российских СМИ.

По мере распространения вируса «фальшивых» новостей становилось больше. Количество фейков, обнаруженных Лигой безопасного интернета, составило 5,8 тыс. на 13 мая. По данным Group-IB, 2 марта их было уже 12 тыс.

Однако большинство дел о ложных сообщениях касаются не скоординированных вбросов, а случайных постов в соцсетях, отмечает Станислав Селезнев.

Например, полиция Иркутска задержала 20-летнюю студентку, разместившую в чате голосовое сообщение о том, что число зараженных в Иркутске и Ангарске больше, чем было официально зарегистрировано властями.

Жителя Магнитогорска оштрафовали на 30 тыс. рублей за сообщение о том, что по пути на озеро его остановили (видимо, полицейские), сказав, что выезд из города якобы временно запрещен, из-за чего ему пришлось вернуться домой.

Некоторых оштрафованных пользователей интернета вынуждают публично каяться (как, например, жителя Башкирии, опубликовавшего данные о коронавирусе, сославшись на «несуществующую знакомую» из больницы). При этом, по словам Селезнева, многие из «разоблаченных» «фейков» впоследствии подтвердились.

«Несколько первых штрафов… взыскали за информацию о том, что в магазинах в ближайшее время будет дефицит [некоторых] товаров. Так и произошло. То же самое — с историями об ограничении передвижения между городами… В то же время… государственными телеканалами [в начале эпидемии] распространялась информация о том, что коронавирус совершенно не опасен… Но почему-то оценке подвергаются только высказывания простых людей», — недоумевает адвокат.

Более суровое наказание может грозить так называемым COVID-диссидентам, отрицающим опасность вируса и необходимость самоизоляции. Самого известного из них, оперного певца и североосетинского политика Вадима Чельдиева, арестовали по подозрению в распространении ложной информации о коронавирусе, сообщило РИА «Новости». Его считают вдохновителем несанкционированного митинга во Владикавказе за отмену режима самоизоляции.

Протестующие, по данным РБК, также требовали отставки главы Северной Осетии, назначения временного правительства в регионе, разъяснения ситуации и финансовой поддержки людей, оставшихся без работы. Мероприятие собрало 200 человек, по данным властей, или 2 тыс., по данным местных СМИ.

Чельдиев — сторонник своеобразной субкультуры «граждан СССР», приверженцы которой считают распад Союза юридически нелегитимным, бойкотируют коммунальные платежи и даже создают свои «органы власти». Некоторые ответвления движения признаны экстремистскими. Певец склоняется к идее, что COVID-19 — «эпидемия лжи, которая распространяется через СМИ… [чтобы] навязать ограничения свободы людей» и что эпидемии коронавируса якобы не существует.

По мнению некоторых специалистов, причиной протеста стал провал в коммуникации между республиканскими властями и населением.

«В Северной Осетии, как и во многих республиках Северного Кавказа, тяжелое экономическое положение. Многие люди [перебиваются] случайными заработками… [Большую роль играет] "серая" или "черная" занятость, такие люди не войдут в число тех, кому положено социальное пособие. Конечно, многие подвержены заговорщическим идеям. Но, с другой стороны, они видят…, что люди, находящиеся во главе республики, не закрыли свой бизнес, [в то время как] простые торговцы и работники лишились источников дохода», — говорит социолог Ирина Суркичанова, уроженка республики.

Подготовка акции не была ни для кого секретом, утверждает она, но власти не предпринимали попыток донести до населения реальную угрозу коронавируса.

«Люди просят: опубликуйте данные по районам [республики], мы не верим, что в нашем районе есть заболевший. А [местный] Минздрав отвечает, что они такой информацией не располагают… Руководство республики не общается с населением в соцсетях. Комментарии циркулируют в неофициальных пабликах, [где] влияние COVID-диссидентов огромно», — констатирует собеседница.

«Агоре» пока известны лишь два случая преследования короно-отрицателей, хотя, как отмечает Станислав Селезнев, их теории и призывы активно распространяются в интернете.

Еще одной группой преследуемых оказались работники СМИ. Нижегородского журналиста и блогера Александра Пичугина задержал спецназ ФСБ, сообщил «Коммерсантъ». По словам репортера, к нему применили «удушающий прием», поставили на колени и надели на него наручники.

Поводом стала публикация в телеграм-канале Пичугина «Сорокин хвост», где он назвал массовое скопление верующих в нижегородском монастыре «спланированной акцией по инфицированию населения».

Через некоторое время правительство области объявило монастырь крупным очагом распространения инфекции, заявив о резком росте числа зараженных в связи с проводимыми в нем мероприятиями. Однако Пичугина по-прежнему обвиняют в распространении фейка.    

Журналисткой радио «Свобода» из Петербурга Татьяной Вольтской заинтересовался Следственный комитет РФ (с конца марта ведомство также стало заниматься делами о фейках). Причина — интервью с анонимным реаниматологом, рассказавшим Вольтской, что из-за нехватки врачей и медтехники тяжелых пациентов иногда отключают от систем жизнеобеспечения.

«Все началось с того, что меня попросили раскрыть источник информации. Я, естественно, отказалась (в противном случае я нарушила бы закон о СМИ)», — рассказывает Вольтская.

Внимание СК к нарушениям в больницах понятно, так как ятрогенные (врачебные) преступления являются сферой его интересов. Однако другие вопросы, заданные журналистке, говорят о том, что подследственной может стать сама Татьяна.

«Дальше пошли вопросы о том, как работает редакция, где я брала интервью, как передавала материалы в редакцию, редактировался [текст] или нет. Эти… знания не помогут следователю узнать, где не хватает аппаратов ИВЛ. В обращении ко мне они (Следственный комитет) пишут, что идет проверка по статье 207.1 [УК] о fake news», — говорит журналистка.

Борьба с фейками или с критикой

Провести грань между фейком и точкой зрения сложно, но возможно, считает директор информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский.

«Аналог [фейка] — клевета, подразумевающая, что человек говорит что-то, заведомо для него ложное», — отмечает эксперт.

Однако доказать, что распространитель фейка знал, что вводит аудиторию в заблуждение, трудно. Суды должны обращать внимание не столько на содержание, сколько на цели высказывания, полагает Верховский.

«Если человек считает, что экономический кризис — результат заговора Ротшильдов, можно усомниться в его умственных способностях, но это ненаказуемо. Наказуемым это должно быть, если человек призывает к противоправным действиям... [Например,] если массовые собрания запрещены в силу эпидемиологических соображений, а он подстрекает людей выйти на площадь», — поясняет исследователь.

Второй критерий, которым, по мнению Верховского, должны руководствоваться силовики и судьи, это общественная опасность деяния.

«Нельзя считать, что любое слово, сказанное публично, обладает сколько-нибудь заметным эффектом. Из практики антиэкстремистских дел мы знаем случаи уголовных преследований за высказывания, у которых… было не больше десятка читателей. Если речь идет об административном преследовании [за фейки], то планка не должна стоять слишком высоко, но она должна быть», — полагает собеседник.

Впрочем, добавляет он, нынешняя активность силовиков не учитывает ни того, ни другого критерия, и выглядит как рефлекторное исполнение расплывчатых директив, убежден он.

«Политические начальники… дают указания полиции обеспечить порядок и предотвратить распространение чего-то, что этот порядок может нарушить. А полиция [не знает, как действовать,] если люди на улицы не выходят… Она будет наводить порядок в интернете… Независимо от того, хороши эти мотивы или плохи, нужно меру знать», — говорит директор центра «Сова».

Иной точки зрения придерживается Станислав Селезнев из «Агоры». Хотя наказания за распространение ложных слухов ужесточают не только в РФ, российское экстренное законодательство слишком сурово, убежден адвокат. Оно не столько защищает от паники, сколько подавляет критику. 

«Сейчас каждый журналист находится под угрозой преследования... Формулировки статьи позволяют привлекать к ответственности за высказывание любой позиции о распространении коронавируса или борьбе с ним, если она не соответствует официальному пресс-релизу. В том виде, в котором сейчас эти статьи сформулированы, они применяться не могут, поскольку допускают неограниченно широкую трактовку», — заключает эксперт.