Больше половины (58%) работающих россиян регулярно трудится сверхурочно, показало исследование рекрутингового портала Superjob.ru, опросившего 5 тыс. человек по всей стране. В среднем на переработки приходится 28% месячной нормы рабочего времени сотрудников.

Из опроса неясно, как часто работники задерживаются после «звонка». Согласно более раннему исследованию Superjob, в 22% случаев это происходит ежедневно, в 20% – несколько раз в неделю, а в 21% – чаще, чем раз в месяц. Схожие данные приводил в 2017-м Роструд.

По данным Европейского социального исследования (ESS, 2018), 53% россиян обязаны трудиться по договору 40 часов в неделю – такова максимальная продолжительность рабочего времени, согласно Трудовому кодексу. В реальности столько работает лишь 38% опрошенных, а 32% – больше. В итоге, фактическая средняя продолжительность рабочей недели в РФ на 2,5 часа выше законодательного максимума.

Стандартный режим работы «5/8» становится анахронизмом. К каким последствиям это ведет?

Часов – больше, эффективности – меньше

На первый взгляд, ситуация с переработками в России мало отличается от западных стран. Согласно ESS, более 40 часов в неделю работает 32% британцев и французов, и целых 39% немцев. Разрыв между номинальной и фактической рабочей неделей в этих странах даже выше, чем в РФ: 3-4 часа.

Однако доля сотрудников, занятых меньше 40 часов в неделю, в Великобритании, Франции и Германии составляет 40-50%, тогда как в РФ – всего 15%. В итоге средняя продолжительность рабочей недели в России на 3-6 часов больше, чем у западноевропейцев.

По вечерам, ночам или в выходные регулярно трудится 64% российских сотрудников. Это делает Россию одним из европейских антилидеров по доле трудящихся с нестандартными режимами занятости, отмечают специалисты ВШЭ.

При этом производительность труда в РФ – одна из самых низких среди промышленно развитых стран. В 2019-м она составляла в среднем $26,4 в час в расчете на одного работающего – вдвое ниже, чем в среднем по ОЭСР.

Эксперты, опрошенные Eurasianet.org, усматривают связь между высокой продолжительностью и низкой продуктивностью труда в России. 

«В низкой производительности работники виноваты в последнюю очередь. В первую очередь она зависит от организации производства и развития технологий», – комментирует член совета Конфедерации труда России (КТР) Павел Кудюкин.

Того же мнения придерживается Антон Лихачев, один из лидеров Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация» (МПРА), много лет проработавший мастером на автозаводе «Форд» под Санкт-Петербургом.

«Когда люди устают от регулярных переработок, у них притупляется внимание, и они начинают делать дефекты. Чтобы их исправлять, приходится снова оставаться после работы. Получается замкнутый круг», – объясняет он. 

«Мы работаем больше, чем европейцы, но меньше, чем китайцы или индийцы. У нас не настолько дешевый труд, чтобы он мог быть стимулом экономического роста, как [в 90-е] в Китае или сегодня в Индии. Но мы и не умеем интенсифицировать производство, чтобы экономить “дорогой” труд, [как западноевропейцы]», – объясняет экономист Антон Антипов, считающий расточительное отношение к труду проявлением полупериферийной специфики российской экономики.

К чему приводят переработки?

Чаще других от переработок страдают медики, педагоги и некоторые категории офисных сотрудников, показывает исследование Superjob.

Не трудятся сверхурочно лишь 13-25% врачей, медсестер и фармацевтов; 15-22% учителей и воспитателей; 14-19% PR-менеджеров, администраторов и программистов.

По закону, учителя и врачи должны работать не более 36-39 часов в неделю. На практике же у 28% докторов и 23% школьных преподавателей на овертаймы приходится свыше половины рабочего времени, то есть их трудовая неделя составляет 55-60 часов.

«В образовании и здравоохранении есть дефицит квалифицированных специалистов, отчасти созданный искусственно. Особенно он усилился после 2012 года в результате пресловутых майских указов (в части увеличения зарплат бюджетников). Поскольку задание о повышении зарплат указы дали, а адекватного финансирования под это не было, произошли массовые увольнения. Те же, кто остался, были вынуждены перейти на повышенную нагрузку... Сегодня средний уровень загрузки работников образования и здравоохранения – несколько более полутора [тарифных] ставок», – объясняет ситуацию Кудюкин.

Переутомление и эмоциональное выгорание сотрудников вследствие переработок могут быть опасны для окружающих.

«В медучреждениях действуют квоты: 12 минут на приём пациента, 20 минут на выезд “скорой”... Выполнить их на практике невозможно. Чтобы осмотреть пациента прилично, приходится перерабатывать. Работа превращается в гонку со временем, а её качество стремится к нулю», – говорит врач одной из петербургских клиник, пожелавший сохранить анонимность.

Тревогу вызывают и условия труда «синих воротничков». По данным Superjob, сверхурочно трудится 47% водителей и 49% квалифицированных рабочих, ошибка которых легко может привести к аварии или несчастному случаю. В частности, как отмечала в комментарии News.ru эксперт по транспортной безопасности Юлия Манн, усталость шофера – причина 45% смертельных ДТП. 

Чрезмерными нагрузками, вероятно, отчасти объясняется высокий уровень производственного травматизма. По данным Росстата за 2019 год, на 100 тыс. работающих россиян приходилось пятеро погибших на производстве (данные о несмертельных инцидентах сильно занижены). Это вдвое больше, чем во Франции, впятеро – чем в Германии и вшестеро – чем в Великобритании.

Внезапные смерти из-за переработок, обозначаемые японским термином кароси, случаются и в России (оценить масштаб явления невозможно из-за отсутствия статистики). Например, в 2019-м внимание общественности привлекла гибель 21-летнего курьера «Яндекс.Еды» Артыка Орозалиева, скончавшегося от сердечного приступа после десятичасовой смены.

«Рабочий [одного из петербургских заводов] умер у себя дома. А перед этим отработал то ли десять, то ли двенадцать двенадцатичасовых смен подряд», --приводит недавний пример из практики МПРА Антон Лихачев. По словам активиста, такие происшествия – далеко не редкость.

Почему в России принято перерабатывать?

Несмотря на очевидные минусы овертаймов, большинство работодателей считают их нормой. По данным исследования кадрового агентства «Рекадро», к сверхурочному труду регулярно или время от времени прибегало 81% компаний. Инициаторами переработок в 45% случаев были работодатели и лишь в 25% – работники.

«О том, что увеличение продолжительности рабочего времени на самом деле резко снижает эффективность труда, как-то не думают. Российской, как и советской, экономике свойственна тенденция к экстенсивным методам эксплуатации. Работника по-прежнему предпочитают выжимать досуха, не заботясь о перспективах», – убежден Павел Кудюкин.

Россияне – совсем не такие трудоголики, какими себя считают. Лишь 9% опрошенных «Рекадро» одобряет переработки; 38% относится к ним нейтрально, а 35% – отрицательно. Лояльнее других к сверхурочному труду сотрудники на удаленке. Наименее терпимы – женщины, обычно совмещающие профессиональную деятельность с работой по дому и воспитанием детей.

Большинство опрошенных объясняют практику овертаймов плохой организацией труда. При этом 60% готовы вкалывать сверхурочно, чтобы поправить свое материальное положение.  

По наблюдениям Антона Лихачева, азартная погоня за овертаймами особенно характерна для молодых и неопытных рабочих, еще не задумывающихся о своем здоровье. Возможно, определенную роль играет и мужская гендерная социализация. По данным «Рекадро», трудиться сверхурочно ради дополнительного заработка готовы 57% мужчин и лишь 28% женщин. 

«Тенденция, когда работник не возражает против сверхурочных работ, а иногда прямо напрашивается на них – это результат низкой оплаты труда, когда работник готов убивать себя, чтобы обеспечить потребности своей семьи. При этом часто получается, что сам он этими деньгами не может воспользоваться: ни времени, ни сил не остается», – отмечает Павел Кудюкин из КТР.

Впрочем, подзаработать удается далеко не всегда. Как подсчитал ресурс «Работа.ру», 70% работодателей не платит за овертаймы в полуторном или двойном размере, как требует Трудовой кодекс.

В некоторых случаях переработки оформляют как внутреннее совместительство, оплачивая их по обычному тарифу; в других наградой усердным сотрудникам становятся отгулы или премии.

И все же, как подсчитал в 2017 году Роструд, 60% работников не получали никаких компенсаций за овертаймы, что может свидетельствовать о прямом или косвенном принуждении.

«Когда люди устают и больше не готовы выходить [на работу сверхурочно], включается административный ресурс. Кто-то на крючке у начальства, кого-то можно запугать…», – рассказывает Антон Лихачев о типичной практике. 

Особенно уязвимы для давления работники неформального и теневого секторов экономики, на который, по данным аудиторско-консалтинговой компании «Финэкспертиза», приходится свыше 20% рабочих мест, особенно в строительстве, торговле и сфере услуг. Работая без трудового договора, они легко могут быть уволены со смутными перспективами отстоять свои права в суде, и вынуждены соглашаться на кабальные условия занятости.

Изменить положение теоретически могли бы профсоюзы. Однако организации, входящие в лояльный Кремлю профцентр ФНПР, редко вступают в конфронтацию с работодателями и, по мнению критиков, видят свою миссию, скорее, в распределении материальной помощи и путевок, чем в борьбе за трудовые права. Объединения работников, ориентированные на коллективные действия, часто подвергаются репрессиям властей или менеджмента, и пока не пользуются влиянием. 

Трудоемкая экономика

Отношение к труду в России напоминает хищническую эксплуатацию природных ресурсов, отмечают эксперты.

«Мы не бережем энергию и материалы. То же самое можно сказать и про труд. У нас слишком много механического труда. Там, где в Европе нужен один работник, нажимающий на кнопку, у нас трудятся десять», – отмечает экономист Антон Антипов.

Дешёвая по сравнении с Западом, но довольно дорогая в сопоставлении с некоторыми новыми индустриальными странами, рабочая сила не спасает российскую экономику от стагнации, но при этом убивает стимулы к автоматизации производства. 

«На Западе профсоюзное движение борется, в первую очередь, за повышение почасовой оплаты труда. Соответственно, бизнес начинает ценить рабочее время сотрудников, инвестируя новые, трудосберегающие технологии и оптимизируя бизнес-процессы. У нас МРОТ (12,7 тыс. рублей в месяц) не является реальным экономическим фактором. Те, кто находится у власти, думают, что законодательное регулирование уровня зарплат не нужно. Если бы у нас МРОТ был 200 рублей в час (36 тыс. в месяц), бизнес иначе подходил бы к труду и его цене», – полагает эксперт.