Поздний вечер буднего дня. Девочки в возрасте от пяти до 15 лет крутятся возле ресторана «Улица 77» на северо-западе Ташкента, пытаясь продать прохожим салфетки и браслеты.

«Вот этот Вам подходит», – говорит одна девочка, втискивая браслет в руку потенциального покупателя.

Восьмилетняя Карина частенько пропускает занятия в школе. В день ей удается продать до 20 пачек салфеток, а иногда и восемь браслетов, рассказала она корреспонденту Eurasianet.org.

Рестораны и кафе быстрого питания словно магнит влекут к себе несовершеннолетних торговцев. Посетители часто дают им деньги из жалости, не покупая ничего.

В прошлом году Международная организация труда в своем отчете об успехах, достигнутых узбекскими властями в искоренении такой проблемы, как привлечение к сбору хлопка несовершеннолетних, сообщила, что около 2 миллионам детей больше не приходится работать на полях.

Тем не менее детский труд остается в Узбекистане обыденным явлением, несмотря на то, что он запрещен законом. Если власти и ведут какую-либо статистику о масштабах явления, обнародовать эти данные они не спешат.

Шодия – одна из тех детей, которые продают безделушки и попрошайничают у торгового центра Golden Life в Сергелийском районе Ташкента. Во время беседы с корреспондентом Eurasianet.org, состоявшейся в середине января, на ней была надета только тонкая розовая курточка, и это при температуре -9 градусов. На вопрос, ходит ли она в школу, Шодия ответила, что пока нет, поскольку ей всего шесть лет.

«Мои родители умерли, – сказала Шодия, дрожа от холода. – Я живу с бабушкой. Мне нужны деньги на еду. Что бы вы ни купили у меня, на вырученные деньги я куплю еду».

Уборщица в торговом центре рассказала Eurasianet.org, что каждый день наблюдает за тем, как Шодия продает всякую мелочевку.

Имеются многочисленные истории о том, как детям приходится либо пропускать школу, либо проводить время, которое они могли бы потратить на учебу и игры, на работе.

14-летний Одильбек работает в шиномонтажной мастерской в районе Зангиота, на юго-западной окраине Ташкента. Он помогает своему дяде, выполняя несложную работу, например, заполняет шины воздухом. Для Узбекистана работающие в шиномонтажных мастерских подростки – обычное явление.

«Эта шиномонтажная мастерская принадлежит моему старшему брату, – сказала Eurasianet.org мать Одильбека Карима Обидова. – Мы с мужем развелись четыре года назад. Он почти не помогает, не считая небольших алиментов, которые он выплачивает. Я не хотела, чтобы мои дети жили с отцом-алкоголиком, поэтому решила развестись».

По словам Обидовой, ее сын далеко не единственный подросток из их района, который вынужден работать. С приходом лета дети в сельской местности работают столько же, сколько и их родители, ухаживая за полями и скотом. Еще один из детей Обидовой тоже подрабатывает.

«Моя старшая дочь помогает мне продавать молоко. Я покупаю молоко в домах, где есть коровы, и отвожу его на рынок. Когда мне надо рано выходить, моя дочь вместо меня обходит дома в нашем районе в поисках молока,», – сказала она.

Но Обидова утверждает, что пытается сделать все, чтобы ее дети могли получить образование.

«Мои дети не пропускают занятия. Они работают после школы. По воскресеньям они вообще не работают. Я хожу на рынок одна, – сказала она. – Несомненно, я хочу, чтобы мои дети хорошо учились, чтобы им легче жилось, и чтобы у них было обеспеченное будущее. У меня нет образования, я просто продаю молоко. Я не хочу, чтобы мои дети прошли через то же, что пришлось пройти мне».

Юрист и гражданский активист Мадина Очилова назвала ситуацию с детским трудом неоднозначной. Хотя в некоторых случаях имеет место явная эксплуатация, часто, как в случае с Одильбеком, семьи не могут позволить себе нанять взрослых, или дети вносят свой вклад в скудный семейный бюджет. 

«Зачастую складывается ситуация, когда несовершеннолетний вынужден искать работу из-за сложных семейных обстоятельств», – говорит Очилова.

Очилова считает, что эта проблема неразрывно связана с отсутствием систематической поддержки малообеспеченных семей со стороны государства.

Испытывающие денежные затруднения родители могут обратиться в органы власти за пособием, размер которого составляет от 10 до 33 долларов на ребенка в месяц. Кроме того, они также могут дополнительно получить 36 долларов на семью. Но если кормильцы семьи получают минимальную зарплату, которая в Узбекистане составляет около 90 долларов, то общий семейный бюджет получается просто ничтожным.

Очилова утверждает, что необходимо учитывать и правоохранительный аспект.

По мнению Очиловой, дети, продающие товары на улице, приравниваются к попрошайкам. Вовлечение несовершеннолетних в попрошайничество является уголовным преступлением с 2019 года, но поскольку дети якобы продают товар, а не занимаются попрошайничеством, милиция не может обвинить родителей на этом основании, сказала Очилова.

«Как правило, родители этих детей всегда находятся где-то рядом, и если вступить в разговор с такими детьми, то либо к тебе кто-то подойдет, либо сам ребенок попытается убежать или рассказать какую-то душераздирающую историю про бабушку, дедушку, больную маму и так далее», – сказала Очилова.

Самое строгое наказание, которое обычно грозит родителям, отправившим своих детей на улицу продавать товары, – это штраф за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей.

«Штраф за это правонарушение очень маленький, поэтому их это не страшит», – говорит Очилова.

Если рассматривать эту проблему шире, то в Узбекистане все еще слабо развиты законодательная база и существующие структуры по защите детей от насилия и запугивания со стороны взрослых.

«В Узбекистане нет неправительственных некоммерческих организаций, которые бы защищали права детей и боролись с детским трудом», – сказала Очилова.

И это не значит, что активисты не готовы и не хотят помогать детям – многие из них уже делают это на неофициальном уровне. Но, усложняя процесс регистрации НПО, власти препятствуют формированию уполномоченных законом групп гражданского общества, которые могут мобилизовать средства и напрямую решать вопросы благополучия детей».

«Мы трижды подавали заявки на создание различных ННО, но каждый раз нам отказывали по разным причинам», – рассказала Очилова об опыте своей инициативной группы.

Упорство властей в этом вопросе уже давно вызывает недовольство среди правозащитников.

«Власти Узбекистана не равнодушны к теме детского труда, – сказал Eurasianet.org Стив Свердлоу, опытный юрист по правам человека, читающий лекции в Университете Южной Калифорнии. – Но нет полного понимания того, какое содействие они могут оказать в деле защиты детей. Узбекистан должен прекратить напрямую блокировать регистрацию критически важных для него независимых организаций».

На сегодняшний день дети, которых уличили в торговле или попрошайничестве, попадают в систему, а затем их помещают в специальные центры МВД до решения их дальнейшей судьбы. Широкой общественности мало что известно о том, что происходит в этих учреждениях, деятельность которых осуществляется вдали от ее внимания.

В любом случае, возможности властей по выявлению случаев нарушения прав детей ограничены. В настоящее время в МВД работает около 2 тысяч человек в качестве инспекторов по делам несовершеннолетних. Между тем, по последним оценкам Государственного комитета по статистике, в Узбекистане насчитывается около 10,5 миллионов детей в возрасте до 15 лет.

«Почему на улицах так много детей-попрошаек? Почему мы до сих пор встречаем работающих малолетних детей? – спросила Очилова. – Мы вынуждены сделать вывод, что проблема в системе. Чтобы решить ее, нужно хотя бы увеличить количество сотрудников, которым можно поручить решение этих вопросов».