362 километра вверх по течению от места, где когда-то было Аральское море: дождеватели с характерным звуком разбрызгивают воду, которая прежде чем скопиться на разгоряченном тротуаре, заставляет кусты бархатцев и гибискусов пробиваться сквозь толщу суглинистой почвы на поверхность.

Благодаря этому послеобеденному ритуалу, проводимому повсеместно в Ургенче, 200-тысячный город в центре Хорезмского оазиса Узбекистана цветет вплоть до самой осени.

Водой, взятой из широкой реки Амударьи, мальчишки поливают стоянки, а автоцистерны – автострады, чтобы «прибить» пыль. Хлопковые поля простираются до самого горизонта, орошаемые из лабиринта заросших тростником ирригационных каналов.

Может показаться, что вода здесь в избытке, но этот драгоценный ресурс находится на грани истощения. Тем не менее вода до сих пор воспринимается как нечто должное, несмотря на то, что неподалеку происходит одна из самых страшных экологических катастроф человечества: обмеление Аральского моря, некогда четвертого по величине озера в мире. С 1960 года его объем снизился на девяносто процентов. Когда-то море оказывало смягчающее влияние на климат, а теперь он стал более жарким и сухим; штормовые ветра поднимают в воздух соль и химикаты. Все чаще встречаются анемия, некоторые виды рака и другие проблемы со здоровьем.

Одновременно с обмелением моря иссыхает Амударья – одна из двух питавших Арал рек, что сказывается на урожае и жизнях миллионов людей в Узбекистане и Туркменистане.

Необходимо менять методы работы, призывают международные доноры, чтобы расточительное использование воды, которое усугубляет изменение климата, не сделало западный Узбекистан непригодным для жизни. Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО) прогнозирует, что к середине века доступность пресной воды на одного человека снизится на 33 процента по мере роста численности населения. В прошлом году Всемирный банк подсчитал, что к 2050 году 2,4 миллиона человек в Центральной Азии (3,4 процента от общей численности населения региона) могут стать климатическими беженцами.

Река Амударья, известная в древности как Окс, тысячелетиями использовалась в Хорезме для сельскохозяйственных нужд. Окрестные равнины буквально усеяны древними крепостями, которые сдерживали от набегов кочевников и разбойников, бесчинствовавших на Шелковом пути. Хлопок здесь выращивали задолго до того, как советские экономические планировщики превратили его в монокультуру после Второй мировой войны, когда они прорыли тысячи каналов, чтобы изменить ландшафт и производить хлопок в глубине пустыни.

64-летний Юлдаш Сараев рыбачит вдоль одного из них (канала Шават) вот уже 40 лет, приманивая карпа и сома зеленым виноградом. Раньше было больше видов и самой рыбы, говорит он, но после распада СССР в 1991 году многие жители занялись рыбалкой, чтобы прокормиться: люди с удочками стоят вдоль реки Шават в Ургенче. «Мясо стоит дорого. Людям нужно есть», – объясняет он.

Канал находится под контролем правительственного комитета, который решает, какие регионы получают воду и в каком количестве. Каждый год в сентябре, когда начинается сбор хлопка, комитет перенаправляет сток в водохранилища. Но и без того воды гораздо меньше, чем раньше. «Воды вдвое меньше, чем было, когда я был ребенком. Каждый год ее становится все меньше», – говорит Сараев.

Сегодня экономика Узбекистана зависит от этого «белого золота»; по данным немецкого агентства по развитию (GIZ), в хлопковой отрасли, начиная от стадии обработки семян до производства текстиля, занято около 30 процентов трудоспособного населения.

Хлопок – одна из самых водоемких культур в мире, для полива которой требуется в среднем в три-шесть раз больше воды, чем для риса.

В Узбекистане эта цифра, скорее всего, выше. По данным исследования, опубликованного в этом году командой узбекских и немецких специалистов, прежде чем вода попадает на поля, до 37 процентов ее теряется вследствие утечки из обветшалых каналов. Большинство фермеров при наличии воды используют полив по бороздам, открывая шлюзы и затапливая поля. Это приводит к повышению уровня грунтовых вод и вытягиванию солей естественного происхождения на поверхность, в результате чего поля покрываются белой коркой и снижается урожайность. Грунтовые воды теперь полны пестицидов, дефолиантов и других химикатов. Все это в совокупности снижает ВВП Узбекистана на 8 процентов.

Хотя в Узбекистане 90 процентов потребления пресной воды приходится на сельское хозяйство, урожайность остается низкой по любым стандартам. Согласно подсчетам Eurasianet.org, сделанным на основе данных Всемирного банка, Узбекистан использует в три раза больше воды, чем Египет на производство единицы ВВП, в пять раз больше, чем Казахстан, и в 74 раза больше, чем Австралия.

Узбекские власти, которые долгое время придерживались централизованной модели управления сельским хозяйством, сформированной в Советском союзе, начинают внедрять изменения. В 2020 году они отменили квоты, которые вынуждали фермеров выращивать хлопок (а учителей и детей – собирать его) на протяжении многих поколений, и обязало половину фермеров перейти к 2030 году на использование «водосберегающих технологий», включая капельное орошение (километры шлангов с крошечными отверстиями для подачи воды непосредственно к растениям) на 15 процентах орошаемых земель. Два года спустя найти человека, применяющего эти технологии, все еще сложно; министерство сельского хозяйства не смогло найти ни одного фермера в Хорезмской области (население которой составляет 1,8 миллиона человек), использующего капельное орошение. По данным ФАО, этот метод используется лишь на 0,11 процентах земель; большая часть остальных посевных площадей поливаются по бороздам.

Среди этих 0,11 процентов – участок площадью 100 гектаров, принадлежащий Бектошу Мадийорову, который в прошлом году начал использовать капельное орошение на пятой части своей земли, воспользовавшись государственными кредитами и налоговыми льготами.

До этого на протяжении пяти лет Мадийоров сталкивался с нехваткой воды на своей ферме, расположенной в часе езды от Ургенча, где в канале Шават больше грязи, чем воды. Он зависит от прихотей чиновников, сидящих выше по течению. «Раньше вода в каналах была постоянно. Теперь вода поступает в каналы раз в 15-20 дней», – говорит он. Откачка грунтовых вод – не вариант, потому что в них «содержится слишком много соли».

«В нашем районе очень мало кто использует капельное орошение. Но, видя низкую стоимость и высокую урожайность, фермеры проявляют интерес», – говорит Мадийоров сидя за столом, на котором стоят плов и маринованные помидоры.

Одни лишь финансовые стимулы и технологии вряд ли помогут решить проблему нехватки воды. Cэкономив воду, Мадийоров построил себе небольшой пруд и запустил в него карпов; ученые называют это «эффектом отскока» – изменением в поведении, которое может свести на нет экономию ресурсов. Необходимо более тщательно контролировать использование воды; мало у кого из мелких фермеров или фермерских кооперативов имеются счетчики, поэтому власти распределяют воду в соответствии с площадью фермерских хозяйств. Существует также проблема протекающих каналов, по которым водой снабжаются все, включая фермеров, использующих капельное орошение: большинство из них не имеют облицовки; просачивающаяся в землю вода не только тратится впустую, но и вредит сельскому хозяйству, способствуя засолению почвы.

За пределами Ургенча Амударья все еще остается быстротечной рекой с водоворотами и течениями, которые могут бросить вызов опытному пловцу. 800-метровый балочный мост перекинут через густо поросшие травой острова и пойму, которая намного шире, чем была всего несколько лет назад.

К северу, в районе солончаковых пустынь, рабочие расширяют канал, чтобы провести воду на новые поля, расположенные еще дальше от реки. За последние 33 года площадь орошаемых пахотных земель в Узбекистане увеличилась на 43 процента; население за тот же период удвоилось.

По словам Алима Асаматдинова, доцента кафедры химии Нукусского государственного педагогического института, фермеры используют затопление борозд, чтобы «смыть» соль с почвы, но вода в конечном итоге вытягивает еще больше соли на поверхность уже «естественно засоленной» почвы, образуя порочный круг, при котором требуется все больше воды. В конечном итоге вода сливается в сеть дренажных каналов, которые питают растущие озера, некоторые из которых слишком соленые и грязные, чтобы стать местом обитания живых организмов.

295 километров вверх по течению от места, где когда-то было Аральское море: понтонный мост перекинут через реку, связывая село с несколькими цементными заводами, построенными на пыльных холмах над северным берегом. Мост обслуживает семья Матиякубовых: они собирают на содержание моста по тысяче сумов (9 центов) с каждой проезжающей машины. Сидящий в тени заброшенного полицейского участка Рустам Юсупов, 51-летний педагог местной начальной школы, считает, что с момента обретения независимости в начале 1990-х годов объем воды сократился примерно наполовину, хотя человеку на лодке по-прежнему требуется несколько минут энергичной гребли, чтобы переправиться через реку.

Изредка, когда река замерзает, лед может привести к нагромождению звеньев понтона друг на друга, что вынуждает Матиякубовых вытаскивать секции на берег в целях безопасности.

Река берет свое начало в 2400 километрах к востоку отсюда, в высокогорьях Таджикистана и Афганистана. Как ни странно, но если бы климат не изменился, то ситуация в низовьях Амударьи могла бы быть еще хуже: потепление приводит к быстрому таянию ледников выше по течению, что временно увеличивает объем реки. Когда эти ледники окончательно исчезнут, что произойдет в этом веке, уровень воды упадет; согласно некоторым прогнозам, ледниковый сток в Центральной Азии достигнет пика в этом десятилетии. Потепление (с 1950-х годов температура в Центральной Азии росла в два раза быстрее в сравнении со среднемировым показателем) также способствует более частым засухам, а жаркая погода требует от фермеров более частых поливов.

208 километров: В Нукусе, столице полуавтономной республики Каракалпакстан, Амударья до неузнаваемости меняется. Здесь она выглядит скорее как поле песчаных дюн, чем река. Присмотревшись, можно найти несколько выцветших на солнце раковин; сохранившийся участок реки можно перейти вброд. Как и в Ургенче, здесь большая часть воды была отведена через центр города, а берега канала стали местом для пробежек подростков и пристанищем для влюбленных.

Когда-то это было то место, где брала начало дельта Амударьи. По оценкам ФАО, 95 процентов земли в Каракалпакстане сейчас засолено.

В данном случае сложно оценить влияние воды на политику, но есть те, кто утверждает, что беспорядки, в результате которых этим летом в Нукусе погибло не менее 18 человек, после того как Ташкент попытался лишить Каракалпакстан гипотетического права на отделение, стали следствием давнего недовольства состоянием окружающей среды и убежденности местных жителей в том, что регион, один из беднейших в Узбекистане, недополучает причитающейся ему доли воды.

«Люди здесь думают, что без политики не обошлось: Хорезм [область выше по течению] осуществляет контроль над водой, и поэтому у нас ее меньше», – говорит местный государственный служащий, вновь озвучивая версию недовольства, который поднимается часто, но осторожно.

172 километра: Сапарбай Байжанов, фермер, выращивающий люцерну на 70 гектарах в лощине Амударьи, винит соседний Туркменистан, который расположен в нескольких километрах от него, в ухудшении ситуации с водой с тех пор, как он переехал из Нукуса в 2015 году. «Воды сейчас очень мало, – говорит он, называя этот год самым худшим. – Некоторые люди из-за нехватки воды потеряли свои посевы. Говорят, нашу воду отводят в Туркменистан».

Раздел воды обостряет отношения между живущими вверх и вниз по течению Амударьи. Таджикистан возводит самую высокую в мире плотину на одном из притоков и конфликтует с Кыргызстаном за доступ к воде в других районах. Туркменистан – одна из немногих стран, которая использует больше воды, чем Узбекистан, на единицу ВВП, и несмотря на это переживает продовольственный кризис. Старые каналы отводят воду на сотни километров через находящуюся в Туркменистане пустыню Каракумы на фермы в южных регионах страны.

В начале этого года Динара Зиганшина, узбекский ученый, член межгосударственной комиссии по совместному использованию водных ресурсов, написала, что координация осуществляется бессистемно и неэффективно. Комиссия, созданная 30 лет назад для обеспечения рационального водопользования в бассейне Аральского моря, испытывая проблемы в работе, сосредоточилась на «краткосрочных решениях», которые «скорее направлены на устранение проблем, а не на предупреждение их», и уделяет мало внимания «экологическим аспектам».

85 километров: Одним из мест, столкнувшихся с последствиями, является село Алиаул, состоящее из нескольких десятков домов, построенных вокруг двухэтажного здания школы. Там, где раньше протекала река, осталась лишь канава глубиной по колено, поросшая кустами саксаула, которые облюбовали многочисленные сороки.

65-летняя Курбангул Махамбетова, бывшая воспитательница детского сада, помнит наводнение 1992 года, которое заставило жителей деревни покинуть свои дома. Тогда «в реке было много воды».

Сейчас с каждым годом ее становится все меньше.

Кроме того, осталось не так много мест, где Махамбетова могла бы пасти коров, поскольку травы стало меньше.

19 километров: В начале 1980-х годов, когда Аральское море начало стремительно отступать, советские инженеры построили в Порлатау земляные сооружения, чтобы сделать водопользование более эффективным. Около десяти лет водохранилище Кок-Су (Зеленая вода) использовалось как карповое хозяйство, но в 1990-х годах оно было закрыто, так как воды стало мало, а бакланы уничтожили всю рыбу. Сегодня несколько человек ловят рыбу сетями. По словам жителей деревни, это рыба не годится для продажи из-за своего слишком маленького размера.

За земляными сооружениями, в бывшем русле реки, на поверхности образуются оранжевые лужи. Кристаллы соли хрустят под ногами. Ничего не растет.

На краю Кок-Су шлюз регулирует подачу воды: последние капли Амударьи. Вскоре каналы опустеют. Оросив миллионы гектаров земель, протянувшихся на расстояние более 1600 километров, посредством бесчисленных каналов и водохранилищ, Амударья умирает.

0 километров: Аралкум означает Аральские пески. Новые карты отображают реальность. Арал больше не море.

Муйнак расположен на краю образовавшейся пустыни. В 1959 году в портовом городе производилось 21,5 миллионов банок рыбы: леща, марены, судака. Сейчас на дне некогда существовавшей тут гавани стоят ржавые суда с растасканными на запчасти корпусами. С 1960-х годов население сократилось почти наполовину.

В последние годы узбекские власти стали проявлять интерес к этому переживающему сложные времена городу с населением 13 тысяч человек: они построили новый трубопровод для подачи питьевой воды, проложили новые дороги и высокоскоростной интернет, вновь открыли аэропорт для нерегулярных рейсов.

Нефтяные и газовые компании сделали многообещающие открытия на бывшем морском дне, и есть надежда, что не за горами создание множества рабочих мест.

Заместитель директора муйнакского исторического музея Махмуд Айтжанов говорит, что жители уже не так часто покидают эти места в сравнении с началом 2000-х годов. С экономикой сейчас получше, хотя продолжающаяся засуха – одна из самых сильных на его памяти. Местные жители верят, что власти помогут избавить фермеров от водной зависимости: «За последние два года у большинства фермеров в Каракалпакстане погиб урожай. В следующем году власти планируют реализовать несколько новых проектов по сокращению хлопковых полей, пшеницы и риса и выращиванию овощей, которые требуют меньше воды».

Но сможет ли Ташкент повлиять на методы работы тысяч мелких фермеров?

В основе плана правительства лежат субсидии и снижение центрального контроля: у фермеров теперь больше выбора, что выращивать; они могут получить кредит на модернизацию своего ирригационного оборудования. Однако у них практически нет стимулов, которые заставили бы их отказаться от того, чтобы вычерпать ближайшие каналы до последней капли, тем более что площадь орошаемых земель продолжает стремительно расширяться по всей стране.

Узбекские власти, похоже, надеются, что люди сделают «правильный выбор» в борьбе сродни той, что разворачивается по всему миру: между настоящим и будущим, индивидуальным и коллективным. Во всем мире люди выбирают между личными выгодами и абстрактной экзистенциальной угрозой климатических изменений. Все то, что требуется от фермеров на Амударье, а именно изменить свои методы работы на благо всего региона, возможно, принеся в жертву личные интересы, не так уж сильно отличается от дилемм, с которыми сталкиваются скотоводы, вырубающие деревья в Амазонии, или шахтеры в угольной шахте Западной Вирджинии.

Впрочем, как и везде изменение климата сильнее всего ударит по самым бедным – по фермерам, которые не могут позволить себе капельное орошение, по пастухам, не имеющим доступа к пастбищам, а не по американцам, проживающим в пригородах и размышляющим о сокращении количества онлайн-покупок. И все же без масштабных изменений в нижнем бассейне Амударьи даже те, кто делает все возможное для экономии воды, могут не увидеть обещанной отдачи.

Что касается ожидаемого бума рабочих мест, то газ в районе Муйнака добывается с конца 2000-х годов, но несмотря на это Узбекистан сталкивается с хронической нехваткой топлива и ведет переговоры об импорте газа из Туркменистана.

Тем временем пустыня наступает. Еще два года назад по обе стороны Муйнака были небольшие озера, оставшиеся после отступления моря, где местные жители ловили рыбу. Теперь и они исчезли. Вместо них там, где Google Earth показывает Рыбачий залив, стоит увязнувшая в грязи гребная лодка, на корме которой все еще лежит черпак. Сельского хозяйства здесь нет. Несколько коров да коз жуют верблюжью колючку.