Серьезное влияние на языковую политику центральноазиатских стран оказывают политические сдвиги и экономические факторы. По мнению некоторых экспертов региона, сейчас в ряде государств начинает постепенно возвращаться в обиход русский язык, причем особенно это заметно в Узбекистане, власти которого еще недавно активно стремились свести культурное влияние России к минимуму.

Меняющаяся ситуация в области культуры стала темой "круглого стола" под названием "Направления языковой политики в странах Закавказья и Центральной Азии", состоявшегося 22 января в Вашингтоне. По мнению главного докладчика, эксперта по Центральной Азии Университета Индианы Уильяма Фиермана (William Fierman), вопрос о языке по-прежнему остается одним из острых политических тем для стран этого региона.

В своем выступлении Фирман часто приводил в пример Узбекистан – самое многонаселенное государство центральноазиатского региона. На протяжении большей части постсоветского периода Ташкент пытался дистанцироваться от России как в политическом, так и в культурном плане, и к началу нового тысячелетия страна, казалось бы, прочно встала на прозападные позиции. Но андижанские события мая 2005 года привели к резкому геополитическому развороту в сторону России.

На протяжении большей части постсоветского периода синонимом языковой политики Узбекистана было слово "дерусификация". Особенно заметным шагом в этом направлении стало введение администрацией Ислама Каримова латинской графики взамен кириллицы. "В узбекском языке – еще до перехода на латиницу – существовало, например, решение отказаться от мягких звуков во многих русских словах, – рассказывает Фиерман. – Так, например, названия месяцев писались без мягкого знака в конце слова". Такие различия легли в основу решения укрепить национальную идентичность узбеков, порвав со всем советским и российским, говорит Фиерман, являющийся руководителем центра азиатских и уральских национальных ресурсов кафедры центральноазиатских исследований Университета Индианы.

Ряд факторов по-прежнему влияют на языковую политику стран Центральной Азии и Кавказа. Одной из самых важных переменных здесь, по словам Фиермана, является "статус титульного языка при советской власти". В закавказских республиках грузинский, армянский и азербайджанский языки "использовались практически во всех сферах", включая высшее образование и общественную жизнь, а вот "по другую сторону Каспия наблюдалась уже совсем другая картина", отмечает он.

"Например, в Узбекистане, в высших учебных заведениях довольная большая часть преподавания велась на узбекском языке даже при советской власти, – подчеркивает далее он. – Но если посмотреть на Казахстан и Кыргызстан, то там объем вузовского преподавания на казахском или узбекском языках был сравнительно невелик. Преподавание велось по очень ограниченному количеству предметов, качество его в целом было ниже, учебников для вузов не хватало, а лексика была неполной".

Другим важным фактором является геополитика. При смене дипломатического курса языковая политика, как оказалась, тоже может претерпевать изменения. Об этом свидетельствует "тот факт, что сейчас в Узбекистане русский язык как бы начинает возвращать свои позиции", – подчеркнул Фиерман на конференции, организованной Институтом Центральной Азии и Кавказа при Университете Джона Хопкинса.

То же самое можно сказать и о Туркменистане, где русский язык снова вводится в программы обучения учебных заведений, констатирует Фиерман. Этот сдвиг в политике происходит одновременно с действиями туркменского президента Гурбангулы Бердымухаммедова по расширению экономических контактов с внешним миром.

Такой сравнительно быстрой перестройке в языковой политике способствовала авторитарная природа центральноазиатских режимов. В качестве одного из примеров крайностей в этой области Фиерман привел решение бывшего туркменского руководителя Сапармурата Ниязова, который в конце декабря 1999 года потребовал перейти на латинскую графику буквально в течение нескольких дней. Газеты, вышедшие 2 января 2000 года уже были напечатаны на латинице.

"Такого рода вещи были возможны в Туркменистане…, но в Кыргызстане или Казахстане [столь внезапный переход] не был бы возможен", – считает Фиерман.

Экономика также во многом влияет на события культурной жизни, благодаря чему особенно заметными становятся различия в языковой политике Кыргызстана и Казахстана. "С точки зрения статуса языка на закате советской власти…киргизский язык находился в лучшем состоянии, чем казахский", – объясняет Фиерман. Но богатые запасы природных ресурсов Казахстана позволили ему быстрее продвинуться в области развития национального языка, тогда как Кыргызстан, не располагающий природными ресурсами, испытывает трудности с распространением киргизского языка. "Печатать новые учебники и обучать людей новому языку – занятие дорогостоящее", – подчеркивает Фиерман.

В конечном итоге, самым сильным фактором, определяющим языковую политику, является демография. В Казахстане, например, русский язык сохранил свою важность. Однако существующие демографические тенденции дают основания полагать, что со временем его значение будет сокращаться. "Если вы говорите только на одном языке в Казахстане, то в большинстве сфер пока предпочтительным выбором для вас останется русский язык. Но ситуация меняется, и меняется довольно серьезно", – считает Фиерман.