Конец лета. Пронизывающий ветер гуляет по крошечному становищу кочевников на севере монгольской тайги. Олени, привязанные у брезентовых чумов, мычат и бьют копытом землю. "Наверно, пойдет снег. Они чувствуют это, поэтому волнуются", – объясняет Бюнаа (Byunaa) и спешит обратно в чум, чтобы приглядеть за печкой – вещью, необходимой в этих местах круглый год.

В провинции Ховсгол на границе с Сибирью проживает небольшая народность цаатанов, что переводится с монгольского как "оленеводы".

Пришедшие изначально с территории, на которой расположена современная Республика Тува в составе РФ, цаатаны являются одними из последних в мире кочевых оленных народов. Но популяция оленей сокращается, и сегодня продолжателями традиции являются лишь 40 семей.

После укрепления СССР своих границ в 1920-30 годы цаатаны остались в Монголии. В 1956 году им было официально предоставлено гражданство. Старшее поколение говорит на двух языках – монгольском и тувинском, представители молодого поколения все чаще говорят только на монгольском. Мало кто использует фамилии, вместо этого они называют себя по имени и области своей миграции, например Зуун Тайгайин Бюнаа (Zuun Taigaiin Byunaa), что означает Бюнаа из Восточной Тайги.

Олени дают им молоко, служат средством передвижения, с ними связаны основные ремесла. Питаются олениной редко. Чаще всего цаатаны используют их для охоты на лосей и медведей: олени приспособились быстро передвигаться по глубоким зимним сугробам.

В 1970-ых годах коммунистический Улан-Батор положил конец кочевому образу жизни, взяв оленей под опеку государства и загнав большинство цаатанов в рыболовецкие колхозы и охотничьи промхозы. В 1979 году государство начало сбор оленьих пантов для поставок на медицинский рынок Китая. "Именно тогда поголовье оленей впервые начало падать, пока не осталось всего около 600 особей", – вспоминает брат Бюнаа Ганбат (Ganbat).

Для исправления ситуации государство бросило на помощь ветеринаров и начало завозить оленей из Тувы. С помощью принятых мер популяция оленей к 1990-ым годам выросла до 1200 голов и более. Падение коммунизма и последующий период экономического спада привели к тому, что государству нечем стало платить колхозникам. Животные были снова переданы цаатанам, которые, не имея иных возможностей заработка, постепенно вернулись к кочевому образу жизни.

Крах государственной системы ветеринарной помощи и утрата традиционных оленеводческих знаний не прошли даром. В 2002 году цаатаны вновь оказались перед лицом кризиса, когда из-за таинственной болезни самцы оленей стали бесплодными. Бруцеллез – инфекционное заболевание, приводящее к абортам у оленух, также способствовало снижению поголовья до 600 особей. Медикаменты и вакцины, поступавшие по линии иностранной благотворительной помощи, помогли вновь восстановить популяцию. Точное число голов скота на сегодняшний момент неизвестно.

"Больше всего для выживания северного оленя и сохранения этой культуры они нуждаются сейчас в помощи извне, выражаемой в притоке свежего племенного поголовья", – отмечает датский антрополог Бенедикте Кристенсен (Benedikte Kristensen), часто навещающий становища цаатанов.

Одни исследователей винят в ухудшении здоровья оленей близкородственное скрещивание, другие видят причину в изменении методов хозяйствования и снижении мобильности людей. "Некоторые кочевники уже не перемещаются от стойбища к стойбищу так часто, как раньше. Соответственно, и их олени не могут пастись на лучших пастбищах, от чего зачастую страдает кормовая база", – поясняет биолог Массачусетского университета в Амхерсте Кирк Олсон (Kirk Olson).

Важным источником дохода в последнее время стал туризм, особенно после того, как в 2005 году Улан-Батор ужесточил законодательство об охоте. "Если бы не туристы, моя дочь не поступила бы в колледж", – говорит Бюнаа, подрабатывающая продажей изделий местных промыслов и размещением у себя туристов.

Молодежь все чаще уезжает из тайги на учебу. Родители юношей и девушек, материальное благополучие которых зависит от постоянно колеблющегося поголовья оленей, реалистично смотрят на вещи и понимают, что некоторые из их детей уже не вернутся обратно. "Все течет, все меняется. Так что если моя дочь откажется возвращаться в тайгу, это будет нормально…если у нее будет хорошая работа", – говорит Ганбат, чья 21-летняя дочь Наранг заканчивает учиться на ветеринара в столице, расположенной более чем в тысяче километров от родного дома. По завершению учебы она станет первым дипломированным специалистом в районе, что, как надеется ее отец, поможет восстановить здоровье оленьего поголовья.